— Это место похоже на хутор Марка, только поменьше.
— Это все, что ты там разыскала?
Девочка пожала плечами.
— Все остальное — сплошной мусор. Хочешь пойти посмотреть?
Бекка сказала, что не хочет; она очень обрадовалась, когда дня через три увидела, что Вирги кукла надоела и она ее где-то забросила.
Как-то ночью они разбили лагерь в тени одного из мостов. Бекка никогда еще не видела мест, которые были бы так забиты всяческими обломками и мусором, которые были отвергнуты даже мародерами. Шел мелкий дождь, клубился холодный туман, наполнявший ее ноздри странным запахом — приятным, но совершенно незнакомым. Бекка сидела у костра, принюхиваясь к нему и стараясь разгадать загадку его происхождения. Вирги и Гилбер спали возле маленького костерка, закутавшись в одеяла, как птицы в свои перья. Гилберу теперь требовалось больше сна. Бекка думала, что до сих пор незажившая рана сильно утомляет его. Наконец-то он согласился позволить ей подежурить ночью, думала Бекка, то переводя глаза на костер, то опять вглядываясь в тьму.
Часы тянулись медленно, туман почти развеялся, унеся с собой странный солоноватый запах и позволив звездам снова смотреть на землю. Бекке было одиноко. Это ее даже удивляло — ведь Гилбер и Вирги лежали тут же рядом. У Бекки к девочке возникло теплое родственное чувство. Она не привыкла жить без своих сестричек, и Вирги заняла в ее сердце их место, заставив умолкнуть постоянную глухую боль. Бекка взглянула на спящее личико девочки, и ей захотелось, чтобы та проснулась, чтобы раздался звук ее голоса. Треснул в огне сучок и разлетелся вихрем искр — мелких танцующих звездочек. Бекка подняла лицо к настоящим звездам, ярко горящим на небе, и вздохнула.
«Говорят, каждая звезда — душа хорошего мужчины, ушедшего на покой, — шептал голос в голове Бекки. — Так, во всяком случае, учили меня. Но когда я набралась нахальства и спросила, а где же находятся души хороших женщин, то…» — Горький смех раздался в ночи.
Она сидела по другую сторону костра. Колени поджаты почти к подбородку, руки обнимают колени — зеркальное повторение настроения и позы самой Бекки. Когда она сидела вот так согнувшись, то раны на грудях и на бедрах, равно как и потеки крови, не были видны, но Бекка ее прекрасно узнала. Это была та самая девушка, что явилась ей в ночь бдения; тот призрак, чьи слова, прочтенные в полустершемся дневнике, тихо звучащие в мозгу Бекки, спутались и переплелись с шепотом Червя и с протестами, рыданиями и дурными предчувствиями самой Бекки.
«Когда же мы отдохнем? — спросила девушка. — Не в Поминальном холме с невинными душами. И не в небесных высях с нашими мужчинами, сверкая славой и ледяным холодом. Где найдут себе убежище наши души, Бекка, если каждый урок, который нам преподносят с колыбели, утверждает, что во всех проклятых временах виновны только мы?»
— Может быть, у нас вообще нет душ, которые нуждались бы в отдыхе? — прошептала Бекка.
«Будешь думать так, станешь рабой тех, кто сбросил нас с той высоты, на которой мы стояли когда-то, — сказала девушка, и ее слова были холодны и ослепительны, как звезды. Она встала и слегка отодвинулась от костра. Теперь раны, через которые из нее вытекло столько крови, были хорошо видны, и каждый кровавый потек светился множеством огненных червячков. — А если ты так считаешь, то к чему весь этот поиск? Зачем было уходить так далеко? Зачем внутренняя борьба? Если ты только мясо и грязь, зачем идти дорогой страданий? Тогда следуй дорогой своей матери и познаешь покой. Прими! Покорись!»
— Нет, — тихо ответила Бекка. А потом еще раз, но уже громче: — Нет! Пусть Господь будет мне свидетелем, я не знаю, где успокоится эта душа, когда все будет кончено, но это не имеет значения. Потому что Шифра, Вирги, племя Гилбера и эти несчастные потерявшиеся дети, которых Марк ведет к смертному греху, они нуждаются в спасении. — Бекка уже стояла, глядя прямо в подернутые туманной дымкой глаза девушки-призрака. — Я служу им и никому больше!
«А как ты служишь им, Бекка? — спросил призрак. — Тем, например, что поклялась молчать о них, когда доберешься до города? Чтобы позор молчания поглотил их?»
— Я обещала Вирги…
«Невозможное! Как можешь ты помочь детям, если ты не можешь о них говорить? Не хочешь о них говорить?»
— Я… я не могу. Если я скажу, Вирги выдаст мою тайну, расскажет обо мне, и тогда…
«Ты говоришь о спасении Мира, — пробормотал призрак, — но все, что ты хочешь спасти, — это всего лишь твоя собственная шкура».
Бекка спрятала лицо в ладонях. Это была правда. Может, Червь и был наказанием, но он никогда не лгал.
— Что ж мне делать? — простонала она почти про себя. — О Благостная Богоматерь, что же, во имя всех небес, мне делать?
И девушка, сотканная из звездного света, крови и детских голосов, склонилась над Беккой, как тень ангельских крыл.
«Ты будешь делать то, что жаждешь делать, и то, чего нас лишили, — ты будешь делать выбор, Бекка. Будешь делать выбор…»
Бекка подняла лицо, чувствуя на щеках холодное дыхание ночи.
— Делать выбор… — Она взглянула в глаза призраку. — Это так тяжело, — начала она.
Девушка медленно кивнула. Одинокая звезда просвечивала сквозь ее бровь.
«Это всегда тяжело, — сказала она. — Но это всегда лучше, чем не иметь права на выбор. — А затем: — Пойдем со мной». — И пошла из тени моста в умирающую уже ночь. Бекка следовала за ней. Когда они вышли за пределы света костра, девушка сама начала светиться — маяк, освещающий путь. Она вела Бекку на вершину насыпи, где дул холодный ветер, шелестевший жухлой травой. Звезда над бровью девушки все еще горела, а когда ее груди снова стали кровоточить, Бекка увидела розы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151