Ветер колыхал траву и деревья. Колыхались тени, и чудилось, будто перемещаются даже неподвижные камни. Вишня у входа в убежище, казалось, мчится, как слониха. Искореженная крона ее с густой до черноты листвой яростно бросалась на обжигавшее солнце. «Я надеюсь, когда полицейские ворвутся сюда, они не повредят ни твоего ствола, ни твоих веток и листьев» , — сказал Исана душе вишни . Но, возможно, дерево гневалось не только на тех, кто окружал убежище...
— Ой! — вдруг непроизвольно, по-детски вскрикнул Тамакити.
Все пространство, обозреваемое из бойницы, было заткано прозрачно-голубым стеклянным волокном. Пучки волокон были усеяны серебристыми шариками. Вода. Струи огромного водопада низвергались с холма за убежищем. Вода лилась непрерывным потоком, извиваясь крохотными серебристыми рыбками.
— Сволочи, — сказал Тамакити, вздохнув с видимым восхищением. — Пригнали-таки пожарную машину. Решили испытать ее.
Прильнув к бетонной стене, Тамакити прижал лоб к углу бойницы и посмотрел вниз. Исана тоже смотрел вниз. На поросшем густой травой склоне виднелась тропинка, протоптанная (как давно это было!) Исана и Дзином. В ямках, выбитых среди голой земли, отражая солнце, стояла вода. Края прозрачно-голубых лужиц сверкали осколками гранита. Лужицы эти приковали к себе глаза и сердце Исана. «Они только что возникли и вскоре исчезнут, но все же как прочно и незыблемо все сущее на земле, кроме человека» , — прошептал Исана, обращаясь к душам деревьев и душам китов . — «Сейчас рядом со мной люди, а я смотрю на лужицы с тем же волнением, как и прежде, когда размышлял здесь в одиночестве...»
— Уж не вскрылись ли здесь россыпи серебряной руды, — заговорил Тамакити, моргая глазами от ослепительного сияния. — В детстве я как-то видел справочник геолога (он не сказал: «читал»), и мне тоже захотелось открыть рудные залежи. Я знал, что не обнаружу на улице никаких залежей, и все же не мог без волнения смотреть на все блестящее. А в горах мною овладевал такой азарт, что даже в ушах звенело. Сколько лет прошло, и вдруг неожиданно вспомнилось, вернулось ко мне это странное чувство. Я понимаю, передо мной обычные лужи, а мне видятся россыпи серебра. Но даже если задуматься и убедить себя, что перед тобой не серебряные россыпи, а обыкновенные лужи, я не огорчусь — ведь я все равно вижу настоящие сверкающие россыпи.
— Россыпи серебра?
— Правда, я не могу подойти к моим россыпям и проверить, не простые ли это лужи. Не то меня сразу убьют...
— Тамакити, нужно как-то обеспечить тыл нашего убежища, — сказал Такаки, поднявшись в рубку с американской винтовкой на плече. — Что сообщают в последних известиях?
Но Радист, свернувшись калачиком у своей рации, мирно спал. Торчащие ноги его были красны, словно сваренные в кипятке огромные креветки. Эти ноги, полные жизненных сил, воспринимались как неистощимый источник энергии. Спящий теперь подросток, питаемый этим источником, много часов подряд возился со своей рацией. Наверно, и на лодочной станции он был так же полезен.
— Раз уж Радист оставил свою рацию, ничего нового не произошло. Итак, что ты думаешь, Тамакити?
— Есть только один способ. Не знаю, удастся ли...
— Попробуем, — не задумываясь, сказал Такаки.
— Потребуются две гранаты. Еще одну используем потом, когда пойдут в атаку полицейские машины, а последнюю, четвертую, — в решающей схватке, чтоб подбодрить ребят, — сказал Тамакити, повернувшись к Исана. — Помните, вы нам рассказывали о соотношении силы взрыва и разрушительной мощи атомной бомбы. А приложимо все это к такой маленькой бомбе, как граната?
— Если взорвать сразу две гранаты, то, вероятно, сила взрыва удвоится. В этом смысле приложимо.
— Хорошо, — сказал Тамакити. — Попробую забросить на холм за убежищем две гранаты сразу. Я хочу, чтобы засевшие там полицейские были хорошо видны отсюда.
— А вдруг склон обрушится? Тогда и здание наше рухнет, — усомнился Такаки.
— Нет, здание прочное. Небольшой оползень ему не страшен, — сказал Тамакити. — Только вот Дзин меня беспокоит.
— Присмотрите за Дзином, Исана, — сказал Такаки. — Выберется наружу с гранатами один Тамакити, а мы с Радистом разбаррикадируем и потом снова заложим дверь. Неужто вдвоем не справимся?
— Да это и одному под силу, — заверил Радист, проснувшись и надевая наушники.
Тамакити, дав волю охватившему его возбуждению, стремглав сбежал по винтовой лестнице.
— Как бы его не убили, — сказал Исана. — Если даже полиция и поверила в нашу версию, вряд ли человека, вылезшего на крышу с гранатами, примут за заложника.
— Тамакити — парень осторожный. Когда он был бешеным мотоциклистом, его ни разу не ранило серьезно, — ответил Такаки.
Комната, куда спустился Исана, была наполнена журчащими голосами птиц. В бункере — Тамакити оставил люк открытым — Дзин слушал магнитофон. Утопая в птичьих голосах, Красномордый что-то писал. Исана заглянул через его плечо, и тот поднял залившееся краской лицо — у него был растерянный вид застигнутого врасплох школьника. На листе бумаги Красномордый изобразил двухмачтовое судно в вертикальном разрезе и в плане и снабдил рисунок подробными пояснениями. Стиснув зубы, он старался скрыть свое смущение.
— Я описываю размеры и конструкцию корабля, который нам требуется, — объяснил он.
— Молодец, это скоро понадобится, — сказал Исана.
Из люка показалась голова Тамакити. Когда он вылез, в руках его оказались два полиэтиленовых мешочка с чем-то тяжелым и твердым. Он держал их с преувеличенной осторожностью, будто там были не гранаты, а бутылки с горючей смесью.
— Через десять минут атакую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104