— Осторожно. Все-таки это его работы, — сказал Такаки.
Инаго протянула Исана миску с едой, и в нос ему ударил запах свинины и лука; он взял лежавшие на миске палочки, но аппетита не было.
— Я бы хотел узнать ваше мнение об этих фотографиях. — Такаки разложил на циновке снимки, и Исана поставил миску с едой на пол у стены.
На первой фотографии около необычного низкого умывальника в туалетной комнате, огромной, как общественная баня, толпились дети в пижамах. Но они не умывались, а просто висели, вцепившись руками в умывальник, или стояли, держась за него. На первом плане стоял ребенок, выглядевший старше остальных. Он оперся подбородком об умывальник и, отталкиваясь плоскими, как весла, коленями, пытался подтянуться и влезть на него... Вцепившиеся в умывальник длинные худые руки были явно бессильны. Еще три фотографии, запечатлевшие три момента из жизни одного и того же мальчика, создавали впечатление ретроспекции. Вот мальчик, он совсем еще мал, стоит, опираясь на костыли. На второй — он, только уже подросший, едет в кресле-каталке в школу. Движение спиц на фото напоминало брызги. И третья — здесь мальчик выглядел маленьким старичком, он был уже не в состоянии двигаться и лежал на кровати, укрытый простыней.
— За эту серию фотографий Коротыш получил премию Ассоциации фоторепортеров, — сказал Такаки. — Они сняты в клинике, где лежат дети с атрофией мышц. Он назвал ее «Усыхающие дети». Посмотрев эти фотографии, я подумал, что Коротыш вовсе не сжимается, как утверждает, а просто сумасшедший — у него мания, будто он сжимается.
— И теперь, чтобы снова получить премию Ассоциации фоторепортеров, он задумал серию фотографий про нас и выдумал свою жалостливую историю. Вот сволочь! — воскликнул Тамакити.
— Дать добавки? — спросила Инаго, выглянув из кухни.
— Исана не хочет есть твое варево, Инаго. Видишь, даже не притронулся, — в тон ей сказал Тамакити.
— Значит, Дзин и вовсе не станет это есть, — расстроилась Инаго.
— Нет-нет, просто слишком горячо, я ждал, пока остынет, — оправдывался Исана.
Не успел он приняться за еду, как вбежал юноша, впустив в комнату клубы пара, поднимавшиеся от вулканических ядер. Ему было чуть больше двадцати лет. На нем была военная полевая форма, которую можно купить на распродажах, устраиваемых американской армией, или сшитая по ее образцу из маскировочной ткани, и пилотка. В руках он держал полевую аптечку, тоже, видимо, приобретенную на одной из таких распродаж.
— Такаки, ты звал меня? — крикнул он из прихожей, прерывисто дыша, излучая бодрость и здоровье. — Дай только плеснуть водички на голову.
— Здесь сейчас ребенок, — объяснила Инаго Доктору. — Все Свободные мореплаватели очень его любят. Говорить он не очень-то мастер, но слух у него божественный...
Доктор вернулся в барак, вытирая голову полотенцем.
— Температура есть? Кашляет? Рвало? — спросил Доктор.
— Нет, только жар, — ответил Исана, подозревая, что перед ним дилетант.
— Если это обычная простуда, то в такое время года ничего страшного в ней нет, — сказал Доктор.
— Может, рассказать, чем болел Дзин раньше? — вмешалась Инаго. — Вскоре после рождения с ним случилась ужасная история.
— Что бы вы мне ни рассказывали, прежде всего нужно осмотреть ребенка и тогда уж поставить диагноз.
— Не знаю, будет ли есть Дзин, но я все равно отнесу ему еду. И прихвачу холодной воды и кипятку. Может, еще что понадобится?
— По-моему, у нас должен быть консервированный суп, — сказал Доктор. — Мы, правда, ведем строгий контроль за расходованием консервов, но ведь на нынешних учениях этот случай особый, верно?
— Пусть особый, разве из-за этого мы должны нарушать правила, которые сами установили? — прервал его Тамакити. — В особых случаях нами предусмотрено общее обсуждение.
— Инаго может использовать консервы по своему усмотрению, — сказал Такаки.
— Если так, можно, значит, нарушать все, что угодно. Понимал это один лишь Коротыш. И докатился до того, что стал нашим врагом...
— Тамакити, приведи-ка сюда своего врага. А твоя бессмысленная грубость ни к чему. Доктор пока осмотрит Дзина, а ты возвращайся с Коротышом.
— Пусть Исана захватит с собой холодной воды и кипятку, — засуетилась Инаго, выполняя указания Такаки.
Исана с ведрами в руках и Доктор с полевой аптечкой покинули барак. Тамакити с еще одним подростком уже пересекли площадку и теперь взбегали вверх, поднимая черную пыль. Идя вслед за ними по лестнице, на которой не улеглась еще пыль, Исана увидел за стеной из вулканических ядер огромную дзелькву. На фоне моря, отражавшего солнечные лучи и блестевшего как зеркало, дзельква, широко раскинувшая свои могучие черные ветви и закрывавшая ими яркое небо, казалась одинокой, но на самом деле из того же корня рос еще один ствол, может, немного потоньше первого, однако не уступавший ему в высоте и еще шире раскинувший свои ветви. Душа дзельквы невозмутимым голосом охладила горящую душу Исана: «Спокойно, спокойно!» Тамакити с напарником, толкая Коротыша в спину, вели его вниз.
— Не слишком ли, Тамакити? Может, лучше помочь человеку, у него ведь лицо как набитый мешок? — возмутился Доктор.
Израненное, в кровоподтеках и шрамах лицо Коротыша при ярком свете являло страшное зрелище. Но прежде чем Тамакити успел ответить, Коротыш, глянув на Доктора сквозь щелочки заплывших глаз, как через бамбуковые шторы, крикнул:
— Чем помогать мне живому, лучше проведи как следует судебно-медицинскую экспертизу, когда меня казнят. А сумеешь, сделай и вскрытие!
Коротыш спокойно, как на прогулке, проследовал мимо опешившего Доктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104