Горячий воздух трепетал, за горизонтом поднимались и опускались миражи. Порой светлая линия отрезала видение. Мираж поднимался и стоял призрачными образами холмов и деревьев. Под ними блестела вода. Но воды там не было. Вода была в резиновых резервуарах на паланах – вьючных седлах ослов. Послушные животные с безразличным видом опустили уши, хотя вопрос о воде касался их не меньше, чем людей.
Земля, по которой никогда не ступала нога человека или ступала очень давно, что, в сущности, одно и то же, с особенной силой тянет к себе; неизвестное обладает своей собственной силой притяжения.
Фатима убеждала идти дальше, ведь воды хватит на двое суток, а путь назад, к колодцам, будет легким и быстрым, без остановок для съемки. Воды хватит.
Ефимов как будто колебался. Он спросил:
– А что думает Ибадулла?
Руководитель разведочной группы часто обращался к Ибадулле в третьем лице. Между собой Ефимов и Фатима перешли на «ты» в первые же дни. Иначе было с Ибадуллой, хотя молчаливый, сдержанный спутник нисколько не стеснял их, они разговаривали при нем, не таясь.
Русский оставался таким же, как в первые встречи. Он знал очень много интересных вещей, охотно рассказывал, и Ибадулла привык к его непосредственности. Все в Ефимове было просто и легко, как будто в жизни нет целого моря бедствий и страданий. Молодость, думал Ибадулла: как видно, его дни были такие же прямые, как те черты, что он проводил на бумаге, прикладывая к ней визирную линейку. А все же молодой русский был не таким простым… Как-то он чертил, а Ибадулла смотрел через его плечо. Ему показалось, что Ефимов ошибся, и он сказал:
– А эта линия должна идти не так.
Начальник исправил, а потом посмотрел на Ибадуллу:
– А вы знаете, что я подумал, когда первый раз увидел вас? Я думал: вот сильный человек, немало повидавший в жизни, живет он в наше время, а вид у него совсем такой, как тысячу лет назад. Что может быть внутри у такого человека? Не обижайтесь, я был под впечатлением аллакендских древностей, а у вас вид тогда, право же, был уж очень особенный, точно вы и вправду только что вышли из какого-нибудь тайника старого медресе, где вас заколдовал злой волшебник. Вот и сейчас я подумал, что древний инженер, распоряжавшийся строительством этих каналов, мог быть очень похож на вас. Что вы скажете, а?
– Может быть, – ответил Ибадулла.
– Тяжелая судьба была у тех инженеров. Они работали для других. Мы с вами работаем для себя. Попросту говоря, в этом-то и кроется разница между прошлым и настоящим. Не представляю себе, как я мог бы работать для частного хозяина? – говорил Ефимов, закрывая планшет и вытирая со лба пот, заливавший глаза. – Вероятно, это сквернейшая из скверных штука – работать для других, а?
II
Земля родины всегда слагалась из оазисов по долинам рек и из пустынь, разделявших оазисы. Она делилась на места, где было суждено течь воде, и на места, осужденные на бесплодие. Была судьба для человека и судьба для земли. Мудрость постигалась из древних книг, поэтому никогда не изменялась. Она говорила о том, как должен жить правоверный, чтобы войти в рай; там, в раю, очень много воды. Мудрость ислама не интересовалась земной водой…
Для кого трудились молодой русский Ефимов и узбечка Фатима? Ибадулла всегда знал, что хозяин нанимает людей для получения дохода от их труда. Знал, что Москва издали управляет землей родины, и для него название этого города звучало именем постороннего повелителя, распоряжающегося достоянием узбеков-мусульман.
У Фатимы – свое знание: земля принадлежит узбекскому народу, а Москва помогает, как брат. Фатима говорит о громадной стоимости машин, материалов и всего остального, что дает Москва. Сейчас Узбекистан получает от Москвы больше, чем дает взамен.
А Ефимов утверждает, что земля гибнет и превращается в пустыню от плохого управления государством, от невежества, небрежения; значит, правление Москвы ведет к уничтожению пустынь?..
– Так что же предложит нам глубоко задумавшийся Ибадулла? – сказал Ефимов. – Идти нам дальше или вернуться?
– Идти дальше, – ответил Ибадулла.
Он с первых дней заметил особенную систему Ефимова. Хотя молодой русский имел право приказывать, он всегда старался сделать так, точно все сами хотят одного и того же.
Ибадулле приходилось встречать таких людей. Они боялись судьбы, боялись вмешаться в ее таинственную ткань, опасались не угадать и поэтому-то и уклонялись от решения. Они хотели остаться в стороне, чтобы не испытывать чувства ответственности при неудаче.
Но вскоре Ибадулла иначе понял смысл поведения Ефимова, и ему понравилась своеобразная тактика молодого начальника. Такому легче, приятнее повиноваться. Но кто же научил его этой тонкой мудрости управления людьми?
Древний канал проходил через возвышенность, и по его сторонам потянулись высокие горбы вынутой земли, дававшей тень. Дно, затянутое затвердевшей вековой пылью, заметно выгибалось вверх.
Фатима одета была так же, как и Ефимов. Эта изумительная девушка уверенно носила костюм мужчины – полотняную блузу, широкие брюки, брезентовые сапоги. Только на голове у нее была не фуражка, а тюбетейка – все, что оставалось от костюма женщины, так как тюбетейка была не простая черная, как у мужчин, а женская, бархатная, расшитая золотом. И еще остались у нее косы, черные, длинные, настоящие узбекские. Она почти три раза обвивает их вокруг головы. По-русски девушка говорила совершенно свободно. Она разговаривала с Ибадуллой и по-узбекски, но редко. Ефимов совсем не знает узбекского языка, и нехорошо, когда двое беседуют между собой, а третий их не понимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95