Вначале жизнь в истощенном теле едва теплилась. Но сильный, еще молодой организм – пострадавшему было лет тридцать – быстро оправлялся от перенесенных лишений. Вскоре незнакомец стал без посторонней помощи одеваться и передвигаться. Но с психикой его творилось что-то неладное. Больной молчал. Не было сомнений, что еще недавно он владел речью, так как не умел объясняться знаками и не был глух. Он слышал и понимал, но не отвечал.
В истории болезни он значился как житель погибшего во время катастрофы горного кишлака, пока – без имени.
Врачи и весь персонал больницы относились к несчастному с ласковой, бережной предупредительностью. Врачи надеялись, что уход, покой и время восстановят утраченную способность говорить. Следовало терпеливо ждать, когда нервная система найдет потерянное равновесие, и осторожно помогать больному. Медицине известен не один случай расстройства или даже полной потери речи у людей, пострадавших от стихийных бедствий. Главный врач говорил:
– Он вполне сознательно смотрит. Рефлексы почти в норме, он все понимает, он уже не возбужден. Никаких расспросов, никаких напоминаний о катастрофе. Покой. Испытаем его еще недели две, к тому времени он успеет восстановить физические силы. Потом посмотрим, быть может, прибегнем к специальному лечению.
Больной подолгу сидел в саду, медленно, понурив голову, точно глубоко задумавшись, бродил по затененным дорожкам. Заметили, что он подолгу глядел на воду, которая бежала по арыкам сада.
Через несколько дней главный врач разрешил больному гулять и за пределами больничной усадьбы. Он ходил по улицам, смотрел, слушал, о чем говорят люди, но молчал. Изредка с ним заговаривали посторонние, и он отвечал знаком, что нем.
Однажды один из колхозников повел немого в поле. Как хозяин колхозник показывал немому горцу обильные всходы хлопка, объяснял новинку – систему временных оросительных каналов, высвобождавшую дополнительную землю под посев… Добрый человек и сведущий сельский хозяин, он хотел вызвать интерес к жизни у того, кто, как считали, потерял всех близких во время землетрясения. Разве не замечательно, что теперь умеют заставлять арыки ходить по полю, не отнимая у колхозников землю, как было прежде?
Потом они отправились взглянуть на новую машину для уборки хлопка. Кто бы мог подумать, что хлопок будут убирать машиной? Это чудо!
Добровольный «врач» был строгим критиком и не скрывал, что машина еще не так хороша, как должна быть. Он назвал ее «опытной». Ему хотелось втолковать немому гордую мысль о том, что в нашей стране люди решают невероятную задачу: убирать хлопок не руками, а машинами!
После этого дня в больнице заметили, что немой полюбил бродить по ближним полям. Никто не видел его улыбки, но он наблюдал за всем с таким нескрываемым вниманием, точно познавал жизнь впервые.
– Он поправляется, – с удовлетворением говорили врачи.
Прошли назначенные две недели, и главный врач сказал больному:
– Мы решили, что вам будет полезно показаться специалистам в городе. Они помогут вам восстановить способность речи. – Следя за выражением лица больного, главный врач продолжал: – Вы еще молоды, сильны, перед вами вся жизнь, и вы хотите жить, правда?
Больной опустил голову в знак согласия. Ободренный этим проявлением логического мышления, врач заключил:
– Вы поедете в город с нашим провожатым, который позаботится, чтобы вас поместили в специальную больницу. Вам будет там хорошо. Вы согласны ехать?
Немой опять утвердительно опустил голову.
Больному выдали одежду, обувь и пояс, в котором хранились советские деньги, что он достал в обмен на золото у менялы-сараффа перед тем, как уйти в горы.
В город ехали на автобусе. Путь продолжался весь день и всю ночь. Немой смотрел по сторонам не отрываясь. Утром его осмотрели в городской клинике нервных заболеваний и предложили явиться на следующий день для помещения в стационар.
Весь день немой и его провожатый осматривали расположенный в предгорьях город.
Вдали виднелись снежные вершины. Город был новый, он вырос за последние два десятилетия на месте старого кишлака. Его окружал пояс садов; на широких улицах лежала тень деревьев, в арыках щедро бежала вода. Немой так смотрел по сторонам и так слушал объяснения своего провожатого, что тот начал испытывать к нему настоящее дружеское чувство.
– Не горюй, – говорил провожатый, – голос тебе вернут. А в случае чего – и так дело найдешь.
Вечером, исполняя данные ему указания, провожатый повел немого в театр. Шла старая, построенная на преданиях народа, вечно живая пьеса, рассказывающая о правде, чести, любви, побеждающих злобу, измену и самую смерть.
Рано утром провожатый, уверившись в здравом рассудке немого, оставил его в саду клиники и простился, торопясь на отходящий автобус.
Немой выждал с полчаса, а потом отправился на вокзал и взял билет до города, расположенного в глубине страны, километрах в семистах к западу.
Ибадулла свободно владел речью и не затруднился назвать кассиру нужную станцию.
Дорога уходила через предгорья. Рельсы были проложены по путям движения древних племен, на родину Ибадуллы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Священный город

I
Ибадулла последним спустился по ступенькам вагона, пробрался через толпу и отошел в сторону. Он на родине, его ноги наконец-то на родной земле!
Была вторая половина дня, солнце висело еще высоко. На станционных путях тянулись длинные вереницы вагонов. Гудки, лязг буферов, людские голоса то сливались в общий гул, то слышались раздельно. Из высоких кирпичных и металлических труб и из труб паровозов поднимались дымки, смешивались и рассеивались, затягивая безоблачное небо желтовато-серой дымкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95