Ты его опозоришь как клеветника. Мы можем думать о другом.
«Этот большой толстый человек, который любит праздно болтать, в деле умен и изворотлив», – решил Сафар.
– Итак, – возобновил разговор Сафар, – нам мало одного врага, как Мохаммед-Рахим. Должны умирать правители городов, и люди должны обсуждать их смерть. Американцы говорят: это расшатывает основы государств.
Исмаилов и Хамидов ничего не ответили, и Сафар задумался. Учителя в американской школе объясняли ему и другим, что яд хорошее, но неверное средство. Его легко пустить в ход, но дальше он слеп и может попать не тому, кому назначен. Но американцы указывали разные способы войны с помощью яда…
– Откуда берет воду Бохасса? – спросил Сафар.
– Из водоема, – ответил Хамидов, желавший принять участие в разговоре.
– А как туда поступает вода?
– Течет открытым арыком, как везде. Водоем чистят, и он не похож на наши старые хаузы.
– Ты говорил мне, Хассан, и ты говорил, Садык, что в Бохассе живут разные видные коммунисты. Пусть же меч ислама падет на их головы и на головы их жен и детей! – решительно сказал Сафар. – Хассан! Ты пойдешь. Ты опустишь в воду то, что я тебе дам. Этой же ночью! А теперь слушайте меня, правоверные!
И, желая подкрепить дух своих приверженцев, влить новое мужество в их сердца, Сафар прочел Хамидову торжественное напутствие:
– Мудрый и знаменитый мулла Шейх-Аталык-Ходжа и другие учителя ислама учат: спешите совершать дела веры. Кто убьет одного коммуниста, тот войдет в рай. Кто двух лишит жизни – возьмет с собой жену, если захочет. Кто умертвит трех, тот введет всю семью и даже возьмет из ада родителей, если они не были удостоены милостью бога. А воин ислама, уничтоживший более трех коммунистов, будет принят в Эдеме как хозяин райских садов. Иди, Хассан! Населяй ад нечестивцами. Люди, вы совершаете великое в священном Аллакенде!
II
В пяти или в шести километрах к северу от городской стены Аллакенда с самаркандского шоссе можно заметить довольно высокую глиняную стену. Над ней густо поднимаются кроны деревьев; в их зелени тонет несколько крыш. К этому владению от шоссе под прямым углом отходит усыпанная гравием дорога.
Пройдя между заболоченными рытвинами, по которым бегают длинноногие кулики, посетитель увидит очень длинную служебную постройку и за ней выйдет на мощеный двор, к высокому одноэтажному павильону, имеющему форму буквы «П». Это деревянное строение под штукатуркой. Его внутреннее убранство рассчитано на то, чтобы поразить посетителя роскошью и красотой: стены во всю высоту закрыты зеркалами.
Эту необычайную идею эмир заимствовал со стороны – по впечатлениям, полученным им в старом Петербурге, где он, вассал империи, как-то побывал не то с визитом, не то с поклоном.
Бывший властитель Аллакенда решил не только повторить у себя «пленительные красоты» Эрмитажа, но и «превзойти пышность всероссийских самодержцев». И на зеркала было наложено деревянное кружево, выполненное знаменитыми узбекскими резчиками.
Странное, нелепое сочетание… Внешне скромный павильон внутри напоминает колоссально-увеличенную игрушечную шкатулку, свидетельствуя об отсутствии у хозяина вкуса, особенно если сравнить этот павильон со старыми памятниками зодчества, которыми так богат Аллакенд.
Но сад действительно богат. В нем много фруктовых деревьев, много соблазнов для любителей сочных вкусных плодов аллакендской земли. Пылкая фантазия и страсть эмира не коснулись сада, он или забыл, или не сумел использовать картины Павловска или Царского Села. Деревья растут так, чтобы им было удобно плодоносить, а людям – собирать урожай. Это не парк, а крупное доходное хозяйство.
Ближе к юго-западному углу глиняной стены, окружающей сад, стоит двухэтажный дом, слитый с малой мечетью. Здесь, под непосредственным благословением бога ислама, раньше помещались эмир и его дворец – дом носил, конечно, звание дворца…
Прямо от южной двери «дворца» несколько ступенек ведут в большой водоем – хауз. Он глубок и наполняется мутной водой из подводящего арыка. Ветер рябит широкую поверхность хауза, гоняет опавшие листья и не дает отстояться растворенной в воде почве. Вода так мутна, что, опустив в нее кисть руки, человек не увидит концов пальцев.
С двух сторон хауз окружен пустырем, с третьей к нему почти вплотную подходит зелень сада. Здесь среди деревьев сохранилась деревянная вышка. На ней когда-то любил отдыхать последний эмир – Сеид-Алим-Хан, погружаясь в размышления о стеснительной власти русских, о посулах англичан, о дворцовых интригах и об источниках увеличения доходов. С вышки хорошо видны Аллакенд и его ближайшие окрестности. Кроме дальних видов, эмир мог развлечься и ближними, наблюдая, как его рабыни купаются в хаузе.
В свое время все это было воспето продажными поэтами, воспитанными в аллакендских медресе. Доходный фруктовый сад именовался Эдемом, достойным мусульманского владыки. Игрушечный павильон, жалкие дома и другие постройки назывались роскошными, перед ними якобы бледнели дворцы Аллахабада, Дели, Агры, Джейпура. Несчастные невольницы, купавшиеся в грязной воде хауза, который служил и для водопоя животных и для всех хозяйственных нужд, прославлялись как жемчужины среди гурий рая.
Велика сила каждодневно повторяемой лжи… И сегодня еще можно встретить человека, который скажет:
– О Бохасса, бывшая летняя резиденция эмира! Великолепие, величие!
Не так ли было и со многими другими сказаниями о величии разных владык, лживо вплетенными в истинную историю народов?
Теперь в зеркальном павильоне поместился филиал городского музея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95