Я был двухлетним малышом с родителями в Польше.
– Польша у вас в границах 39-го года?
– Нет, в 45 году к ней присоединили Силезию, Померанию, – я заколебался, припоминая нюансы политической географии тридцатых годов, – Данциг, половину Восточной Пруссии и Белосток.
– А что же у нас было в 45 году? – задумался он. – Гражданская война в Бразилии (иитегралисты против панамериканистов)… наши войска заняли Бомбей… визит Молотова в Берлин на открытие первой сессии Европейского Совета в качестве наблюдателя… ну и окончание Тихоокеанской войны атомными бомбардировками Хиросимы и Лос-Анджелеса (японская атомная бомба «Камикадзе» угодила прямо в район Голливуда, так что американцы на пять лет лишились почти всей киноиндустрии).
– Да, бедные янки – это, наверно, было самое большое для них испытание. А освоение Космоса?
– Немцы запустили первые свои спутники с Пенемюнде в пятьдесят третьем году (тогда нам было не до того – мы с Берией боролись). У нас это состоялось через четыре года, а Гагарин полетел в шестьдесят первом.
– Еще одно совпадение! У нас – те же даты.
Мы еще долго перебирали исторические вехи и находили то поразительные совпадения, то неожиданные отличия, пока Виола не напомнила нам о фильме «Комедия ошибок», который вот-вот должен был начаться по первой программе.

АВЕНТЮРА ВТОРАЯ,
в которой я совершаю путешествие из Ленинграда в Берлин, по-своему хрестоматийное

Не может быть и речи с том, чтобы я усомнился в непобедимости нашего дела, напротив, трудности, возникающие непрерывно и возрастающие с каждым днем, надо преодолевать, если к этому есть настоящая воля.
И.Геббельс

Международный поезд «Ленинград – Берлин» отходил около полудня двадцать третьего февраля. Меня провожала Виола. Она была в своей очаровательной шубке из белого меха и в темном платке, делающем ее очень похожей на древнюю гречанку. Я пытался по дороге занять ее рассказами о своем мире, но разговор как-то не клеился.
– Хорошо еще, что вы надо мною не подшутили, – неожиданно произнесла она почти обиженным тоном.
– Каким образом? – не понял я.
– Могли поменяться.
– Нет… Я был настолько потрясен, что чувство юмора у меня ампутировалось. Да и, потом, мы все же различаемся стрижкой, и он поранил руку о банку с консервами…
– Ты там тоже женат на мне?
– Нет. К сожалению, нет…
– Я до сих пор не могу поверить в реальность произошедшего.
– Да я тоже поначалу не поверил. Но, как говорит твой муж, очевидное может быть и невероятным. Я уж как-то смирился. Из себя не выпрыгнешь, хотя один раз мне это уже удалось.
– А я тебе даже завидую. Если бы у меня была возможность заглянуть в иной мир, под иное небо, я бы никогда не отказалась.
– Чему завидовать? Страна, в которой жил я – это убогое, саморазрушающееся и отвратительное место. Это я должен вам завидовать. Вы живете в куда более лучшем мире, а я здесь призрак, пришелец из небытия.
Метропоезд подъехал к станции «Балтийская». Мы оказались в вокзальном муравейнике, когда поезд уже был подан. Пока я проходил долгую, нудную и малоизвестную мне процедуру с проверкой множества документов, справок, отпечатков пальцев и скромного багажа, уместившегося в одном единственном чемодане зеленей кожи, Виола терпеливо ожидала меня в сторонке. Когда я освободился, она взяла меня за руки и сказала:
– Я не знаю, что будет впереди, но я хочу одарить тебя тем, чем я обделила тебя там.
И она меня исцеловала (единственный раз в жизни!) Если бы таможенники более внимательно следили за пассажирами, им показалось бы странным, что молодожены, прожившие уже два с половиной года, целуются с такой хрупкой трогательностью.
В мое купе я вошел первым и бистро расставил свои немногочисленные вещи. Я не люблю путешествовать куда бы то ни было зимой, но, как вы помните, выбирать мне не приходилось.
Вторым вошел статный военный средних лет, майор, если не ошибаюсь в погонах. Он кивнул мне и сразу же расставил на столе несколько бутылок «Боржоми». Согласно билетам, наши места располагались на двух верхних полках, и мне, несмотря на предостережение Вальдемара, чтобы я вел себя по дороге и, особенно, в Германии как верный семьянин, захотелось, чтобы нижние заняли особы женского пола, склонные к ни к чему не обязывающим купейным знакомствам. Но судьба в лице железнодорожной кассы распорядилась (как всегда в моей жизни) иначе: уже перед самым отправлением появился пожилой человек в строгом английском костюме и его жена, лет на десять его помладше – очень красивая блондинка, явно не имеющая детей.
– Давайте знакомиться, – предложил он и представился. – Степан Викторович Карелин, эмигрант в третьем поколении, жил в Лондоне, прошлым летом вернулись с женой в Россию, едем в Германию как туристы, – закончил он свою сверхинформативную фразу.
– Глеб Александрович Гумбольт, – приподнялся офицер, – подполковник.
– Вальдемар Тарнавский, – это моя реплика, – студент.
А поезд уже тронулся. Проводник собрал билеты и разнес постель. На двери отопительной камеры я нашел полное расписание следования поезда:

Станция прибытие отправление
Ленинград – 11:53
Луга 13:20 13:25
Псков 14:47 14:57
Даугавпилс 17:36 17:41
Вильнюс 19:25 19:35
Гродно 21:09 21:19
Белосток 22:04 22:14
Граница 23:08 00:08
Варшава 1:57 2:07
Куттенбург 3:01 3:06
Позен 4:54 5:04
Франкфурт-на-Одере 6:47 6:52
Берлин 7:42

Я переписал расписание и вернулся в купе. Там спор был уже в разгаре:
– Стало быть, – говорил Глеб Александрович Степану Викторовичу, – англичане и американцы считают всех людей, живущих за пределами «свободного мира», нелюдями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61