– Дойчланд юбер аллес!
– Дойчлалд юбер аллес!
(Хрестоматийное приветствие «Хайль Гитлер!», общепринятое еще тридцать лет назад, после смерти Гитлера как-то вышло из употребления, особенно когда Геббельс в начале семидесятых взял курс на национал-консерватизм, и было заменено «общегерманским приветствием»).
Нелепость моего наряда из парадной эсэсовской формы и китайского пуховика с английской надписью «Мэйд ин Чайна» едва не рассмешила Ганса.
– Это Вальдемар, – представил меня Харальд, – Он из России, мой сводный кузен.
– А я был в России, – кивнул Ганс, – в Готтенланде. Мне очень понравилось, только одно плохо – слишком много евреев, и они отвратительно ведут себя в общественных местах.
(Готтенландом в Германии называют Крым, полагая крымских татар потомками готов).
Пока я рассматривал оборудование, Харальд и Ганс скороговоркой переговаривались о каких-то делах. До меня несколько раз донеслось слово «Норд-карнавал».
– Ну и что вы здесь глушите? – поинтересовался я.
– Англичан и американцев: «Би-би-си», «Свободу», «Свободную Европу», голлистов. Иногда и вас приходится, – он пожал плечами. – Хрущев одно время вел коммунистическую пропаганду по радио на немецком языке. В этой акустической «Свобода» прослушивается, – он прибавил громкость. Зазвучали характерные позывные:
– Гринвичское время – двенадцать ноль-ноль, – сообщал по-немецки шепелявый голос. – Говорит Радио «Свобода» из Дувра. В эфире полуденный выпуск новостей. Читает Ева Либерман.
– Совместные англо-американо-канадские военно-морские учения у берегов Исландии. Казнь в Берлине лидеров антинацистской организации «Белая роза». Военный переворот в Парагвае. Представители крупнейших американских правозащитных организацией заявили, что превратят в ад жизнь Тонио Вендиса – американского актера, допустившего в последнее время ряд антисемитских высказываний. Таковы основные темы нашего полуденного выпуска новостей…
Ганс убавил громкость и спросил Харальда:
– Вы собираетесь посмотреть казнь на Александер-плац?
– Нет. По телевидению ведь покажут.
– Неравноценная замена.
– Вальдемар, Ганс приглашает нас на карнавал в свое поместье. Сегодня вечером. Мы еще успеем домой и купим по дороге пишущую машинку для Ингрид.
– Да он тут все рассматривает с таким удивлением, – усмехнулся Ганс, – как будто там у них ничего не глушат, – и снова прибавил громкости:
– Наш гость сегодня вице-президент Американской лиги борьбы за права негров Фата Мара, некогда бывший бенинским студентом в Московском Университете Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы. Скажите, Фата, о вашем самом сильном впечатлении от Советского Союза.
– Моим самым сильным впечатлением от Советского Союза было полное отсутствие в этой стране негров. Вначале я думал, что так обстоит на самом деле, однако вскоре я убедился, что стал жертвой советской пропаганды. Значительное количество расовых топонимов на территории России: Белоруссия, Белгород, Белая Церковь – и, с другой стороны, Черная Речка в Ленинграде (где, кстати, расистами был злодейски убит эфиопский поэт Сандра Пушкин), Чернигов, Черновцы и другие – ясно указывает на наличие в СССР значительной негритянской массы, что тщательно скрывается официальной советской идеологией…
Мы уже собрались уходить, когда в акустическую ворвался полный офицер и заорал раскатистым голосом:
– Хальт! Посторонние в акустической! К стене! Руки вверх!
Не успел он нас как следует рассмотреть, Харальд ловким движением тигра кинулся к окну, распахнул его и, не раздумывая, прыгнул. Я, скорее инстинктивно, чем осознано, последовал за ним. Мы прыгали с высоты второго этажа, но на наше счастье под окном высился обширный сугроб рыхлого снега. Я больно ушиб лодыжку и, мельком повернувшись в сторону окна, увидел, как офицер, сияя эполетами в лучах появившегося на краткий миг из-за снеговых туч солнца, прыгает за нами. Харальд кивнул мне и бросился к машине. Но прежде надо было обогнуть длинный гараж и перелезть через двухметровую каменную ограду. Офицер у нас за спиной орал как резаный и явно желал поднять тревогу. Из окон соседних корпусов уже выглядывали любопытные служащие. Бегущий впереди меня Харальд выглянул из-за гаража и остановился – у ограды прохаживался патруль: ветер был в нашу сторону, и они, видимо, еще не слышали воплей нашего преследователя. Офицер, размахивая пистолетом, приближался.
Тогда Харальд вынул из кобуры свой «люгер» и выстрелил в воздух – сухой треск разнесся по округе, и с дерева, под которым в этот момент пробегал офицер, взлетело на удивление много птиц. Офицер остановился и тоже выстрелил в воздух. Это был какой-то условный знак, после которого преследователь и преследуемые пошли навстречу друг другу. По мере того, как офицер приближался к нам и разглядывал наши лица, лицо его (очень похожее на лисью морду) скривилось в зловещую улыбку-гримасу.
– Кампенгаузен, мальчик мой! – воскликнул он, когда мы подошли поближе. – Какой тролль занес вас на секретный объект?!
– Господин оберштурмбанфюрер! мы с кузеном зашли к старому приятелю, который, не покладая рук, трудится на рубежах безопасности Рейха.
Было видно, что Харальд испугался не менее моего, но в его голове уже проскальзывали нотки легкой иронии.
– А как же вы, черт бы вас взял! прошли через пропускной пункт?! – «люгер» офицера был все еще нацелен на нас.
– Я сообщил им наш тевтонский пароль, знанием которого обязан вашим урокам, господин оберштурмбанфюрер.
– А известно ли вам, герр Харальд фон Кампенгаузен, – будучи сыном лавочника, он скривил губы на слове «фон», – что я вправе задержать вас и вашего, – он кивнул на меня, – кузена, препроводить вас под караулом на Принц-Альбрехт-штрассе, где вы и будете в обществе масонов и гомосексуалистов дожидаться решения вашей судьбы военным трибуналом СС?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61