Они начали кое-как составлять строй, плечо к плечу, так, чтобы края круглых, обшитых кожей щитов находили друг на друга. – Растянуть ряд!
Воевода выехал перед войском и повернулся к нему лицом. Он сидел на маленьком крепком норвежском пони и жестами показывал, что стена щитов должна быть как можно шире.
Вдруг раздался голос Харальда:
– Стойте! – Он тоже выехал вперед и, обратившись к своим воинам, крикнул: – В честь этой битвы я сочинил стихи.
А потом, к моему недоумению, но и к гордости, он произнес:

Встречу сече,
Встречь синей стали,
Выйдем смело.
Все мы в доспехах.
Блестят шеломы,
А я оставил
Шелом на струге
С кольчугой вместе.

У меня перехватило дыхание. На протяжении жизни целого поколения ни один предводитель из северных стран не был настолько сведущ в старой традиции, чтобы сочинить победную песнь перед битвой. Харальд отдал дань обычаю, уже почти несуществующему. Это говорило о его глубоком стремлении вернуть славу северных правителей, и я любил его за это, несмотря на все его тщеславие и высокомерие. Но восхищаясь им и не отрекаясь от присяги, данной ему, в глубине души я понимал, что это всего лишь лицедейство. Харальд старался ободрить воинов, но все станет на свои места, когда полетят стрелы и обе рати сойдутся в бою.
Харальд еще не закончил. Но конь под ним заволновался, забил копытами, завертелся, и только совладав с ним, Харальд вновь обратился к рати:
– Нет, это жалкие строфы для столь важного случая! Вот эти будут получше. Помните о них, когда будете драться! – и он возгласил:

Голов мы не склоним
В лоне бури копий,
Стоя за щитами -
Так велели боги.
В сечу понесу я
Голову высоко,
Пусть мечи грозятся
Чашу с плеч снести мне.

После этих слов наступило странное молчание. Кое-кто из наших, по крайней мере те, кто постарше, уловили мрачный смысл слов Харальда. Они тихо возроптали. Многие, думаю, стояли не так близко, чтобы расслышать, а еще больше было таких, кому не хватало знаний, чтобы понять значение стиха. Харальд предупреждал, что мы, возможно, идем в последнюю битву. Все задумались, и среди этого мрачного затишья послышался жуткий звук. Где-то в наших рядах зазвучала арфа. Кто принес этот инструмент, неизвестно. Наверное, это была одна из тех маленьких легких арф, столь любимых северными англичанами, и арфист нашел ее на поле предыдущей битвы и взял с собой вместо оружия. Как бы там ни было, первые чистые звуки повисли в воздухе скорбным плачем. Казалось, арфист вносит свой горестный вклад в предстоящий нам разгром.
Слушая эти печальные звуки, все воинство разом будто затаило дыхание. И со стороны англичан не долетало ни звука. Они, должно быть, тоже внимали. И тут, вторгшись в мелодию, раздался еще один звук, столь же неожиданный. В этот жаркий, душный день пропел одинокий петух. Должно быть, эта тварь сбежала с перевернутой на мосту повозки и теперь по какой-то неясной причине решила издать свой пронзительный крик, идущий в разлад с заунывными звуками арфы.
И снова Стюркар прокричал громовым голосом:
– Растянуть строй, растянуть строй! Крылья назад, стать кругом!
Медленно стена щитов изгибалась, первые ряды пятились, глядя через плечо, чтобы не споткнуться, пока весь наш строй не перестроился в кольцо. В первом и втором рядах стояли те, на ком были какие-то доспехи, и все наши старые воины. Позади них, внутри круга, стояли лучники и сотни пеших, по существу беззащитных, без доспехов, у иных же не имелось даже шлемов – только мечи и кинжалы, только рубахи и порты, и больше ничего. Когда дело дойдет до сечи, им нечем будет прикрыться.
Харальд и Стюркар проехали по окружности, проверяя стену щитов.
– Вы будете драться с конницей! – крикнул Стюркар. – Так что помните, передний ряд направляет рожны копий на всадников. Второй ряд упирает древки в землю и целит ниже, в самих лошадей. Самое главное – держите ряд. Не давайте англичанам прорвать его. Коль это случится, оставьте тех, кто прорвется, на конунга и наших конников. Мы внутри кольца, за вашими спинами, будем готовы закрыть любую брешь, если понадобится.
Харальд с воеводой объехали всю щитовую стену, а когда они свернули и начали въезжать внутрь, чтобы занять свои места, вороной жеребец Харальда угодил ногой в яму и споткнулся. Харальд потерял равновесие. Он вцепился в гриву лошади, чтобы удержаться, но слишком поздно. Он перелетел через плечо жеребца и упал на землю, а испуганная лошадь отпрянула. Харальд удержал поводья и потянул жеребца к себе, но вред уже был нанесен. Видевшие падение воины испустили вздох – это был дурной знак. Однако Харальд встал, стряхнул с себя пыль и рассмеялся.
– Не беда! – крикнул он. – Падение означает, что судьба уже в пути, – и въехал в кольцо щитов.
Но многие в его войске были смущены и напуганы.
На своем скромном вьючном пони я оказался вместе с конниками в середине оборонительного круга. Я огляделся, ища, у кого бы одолжить оружие. Но все были заняты, следя за врагом. Харальд, Тости, Стюркар и два отряда по два десятка конников в каждом – вот и все, что у нас было, чтобы заткнуть бреши в стене щитов; остальная наша рать была пешей. Напротив, первая волна английского войска, надвигавшаяся на нас, состояла целиком из конницы хускарлов, вооруженных длинными копьями и пиками.
Очевидно, безумная храбрость одинокого защитника на мосту заставила англичан насторожиться. Полем битвы служило обширное пастбище, полого спускающееся к реке, – это открытое пространство превосходно подходило для конницы, но английские всадники не спешили нападать. Они подъехали легким галопом, остановившись за пределами досягаемости, на пробу ткнули копьями в нашу стену щитов, потом повернулись и ускакали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107