Оставив меня одного в квартире, она считала себя отчасти ответственной за мои увечья. И все же, по-моему, Полу не слишком удивило покушение. Можно подумать, что она каким-то образом предвидела его. Своим ровным лекторским голосом она продолжала:– При удушении гортань почти всегда ломается. Очень трудно прекратить приток воздуха, пока человек не потеряет сознание, и при этом почти не повредить нервы и кровеносные сосуды. Вам повезло, Чарльз. Если вы на какое-то мгновение и отключились, то, скорее всего, потому, что ударились головой о пол.– Да я даже не падал. Он опускал меня на пол предельно осторожно. У меня очень болит горло, я с трудом могу глотать. Он применил какой-то необычный захват моей шеи, как опытный массажист. Странно, что я будто слегка навеселе, как после выпивки.– Эйфория после травмы, – прокомментировал Кабрера, которому удалось наконец вставить выражение, почерпнутое на одном из семинаров по психологии.– Люди, которым удалось выбраться из-под обломков разбившегося самолета, часто смеются. Они бодро вызывают такси и едут домой.Когда Кабрера появился в квартире и обнаружил, что я сижу на балконе, уверяя Полу, что со мной все в порядке, он, очевидно, заподозрил, что покушение мне почудилось. Только когда Пола показала ему синяки у меня на нижней челюсти и горле, а потом продемонстрировала кровоподтеки, он стал относиться к моим показаниям более серьезно.Я очнулся рано утром, лежа на балконе среди перевернутых растений. Кисти рук были привязаны к столику ремнем от моих же брюк. С трудом дыша, я лежал на холодной плитке, следя за тем, как луч маяка слой за слоем разметает серый полумрак. Когда в голове достаточно прояснилась, я попытался вспомнить какие-нибудь приметы своего противника. Он двигался с проворством специалиста по рукопашному бою, напоминая своими повадками тайских коммандос, которых я видел на параде по случаю окончания академии в Бангкоке, где они демонстрировали, как схватить и прикончить вражеского часового. Я вспомнил его массивные колени и крепкие бедра, затянутые в черный вельвет. На подметках его обуви был глубокий протектор, с чавканьем присасывавшийся к плитке пола, – только этот звук, вместе с моими сдавленными вздохами, и нарушал тишину. Я был уверен, что он старается не ранить меня, поскольку его пальцы не надавливали на крупные сосуды и гортань, он лишь хотел, чтобы я стал задыхаться. Ничем более для его опознания я не располагал. Правда, в памяти еще остался какой-то смолистый, терпкий запах его рук. Я мог объяснить себе это только тем, что перед нападением он совершил какое-то ритуальное омовение.В шесть утра, с трудом развязав запястья, я наконец дохромал до телефона. Незнакомым даже мне самому голосом я прохрипел испуганному ночному портье, чтобы тот вызвал испанскую полицию и сообщил о покушении. Двумя часами позже из Бенальмадены приехал детектив-ветеран, сотрудник отдела по расследованию разбойных нападений. Консьерж переводил мои показания, а я тыкал пальцем в разбросанную мебель и отметины на полу, оставленные обувью неистового душителя. Детектива все это явно не убедило, потому что я услышал, как он пробормотал по мобильному телефону слово «domestica» Домовуха, бытовуха (исп.).

. Однако, когда ему назвали мою фамилию, он сразу насторожился.Инспектор Кабрера приехал, когда Пола Гамильтон уже оказывала мне помощь. Пока я приходил в себя на балконе, консьерж позвонил ей в клинику принцессы Маргарет, и она тут же примчалась на зов. Потрясенная нападением, легко вообразив на моем месте Фрэнка, она была озадачена моим спокойствием не меньше, чем Кабрера. Пока она измеряла мне давление и проверяла зрачки, я не спускал с нее глаз: ей было настолько не по себе, что она даже дважды уронила стетоскоп на пол.Несмотря на озадаченность Полы, я чувствовал себя гораздо более сносно, чем ожидал. Это нападение вернуло мне поколебленную было уверенность. В течение нескольких отчаянных мгновений я сражался один на один с мужчиной, который вполне мог быть убийцей Холлингеров. У меня на шее остались отпечатки тех самых рук, которые принесли бутылки с эфиром в их особняк.Устав от ортопедического воротника и сидения на мягком кожаном кресле, я встал и направился на балкон, надеясь за время этой короткой прогулки немного снять нервозность. Кабрера наблюдал за мной через дверной проем и остановил Полу, когда та попыталась последовать за мной, чтобы успокоить.Он указал на далеко выступавший brise-soleil Солнцезащитный козырек (фр.).

.– По крыше забраться невозможно, а балкон слишком высоко – по приставной лестнице не подняться. Как ни странно, мистер Прентис, в квартиру можно проникнуть только через входную дверь. Однако вы настаиваете, что заперли ее за собой.– Конечно. Ведь я намеревался провести здесь ночь. Вернее сказать, я решил рассчитаться в отеле и переехать в эту квартиру. Мне нужно поближе присмотреться к тому, что здесь происходит.– В таком случае, как напавший ухитрился проникнуть на балкон?– Инспектор, наверное, он меня уже поджидал.Я вспомнил о графине с открытой пробкой. Пола, входя в квартиру, конечно, не знала, что он уже притаился в темноте и спокойно попивает оркнейский виски. Он слышал нашу возню и перебранку в спальне, узнал мой голос, а потом воспользовался шансом и напал на меня, как только Пола ушла.– У кого еще есть ключи? – спросил Кабрера.– У прислуги, консьержа?– Только у них. Хотя нет, подождите минутку… Я поймал взгляд Полы в зеркале над каминной полкой в гостиной. С обезображенным синяком ртом и растрепавшимися волосами она напоминала виноватого ребенка, перепуганную Алису, которая внезапно для себя выросла и оказалась в Зазеркалье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108