И во время остановок на станциях и когда они обедали втроем, он не раскрывал рта и, казалось, становился мрачней и мрачней. Его седые брови совсем насупились, и на морщинистом лице было выражение чего-то жестокого и непреклонного.
Так прошло двое суток.
На третьи перевалили хребет Скалистых гор и к концу дня спускались в долину между склонов по узкому ущелью…
Канзасцы, видимо, были возбуждены и все посматривали в маленькие оконца фургона.
Наконец фургон переехал большой ручей, перерезывавший дорогу. Это место было особенно глухо и представляло собою как бы ловушку. Дорога тут сворачивала направо под острым углом, спускаясь в долину.
Эта местность и называлась Скалистым ручьем и пользовалась недоброю славой. Здесь часто «шалили» в то время агенты большой дороги, внезапно показываясь на боковых тропинках на своих степных лошадях и чаще всего в масках, чтобы не быть узнанными впоследствии людьми, ими ограбленными, при встречах в театре, игорных домах и отелях.
Дунаев в качестве гонщика скота и «капитана» знал это место и, предупредив Чайкина, следил за канзасцами.
Наши матросики увидели, какими удивленными стали вдруг их лица, оба заметили, как переглянулись они между собой.
А Билль как ни в чем не бывало, точно пренебрегая опасностью, тихо спускал фургон по крутому спуску, сдерживая лошадей.
— Как называется этот ручей, Билль? — наконец спросил один из канзасцев, нетерпеливый брюнет.
— Скалистый, сэр! — спокойно ответил Билль.
— Красивое местечко.
— Очень. Мы переехали Скалистый ручей и сейчас опять его увидим, как спустимся… Там местечко еще красивее.
Через несколько минут фургон спустился в начало долинки, и Билль, свернув с дороги, остановил лошадей близ широкого ручья, окаймленного в этом месте деревьями.
Несколько куликов и уток вспорхнули из-под лошадей.
— Не хотите ли отдохнуть здесь, джентльмены? Здесь недурно напиться чаю с ромом.
— Умно придумано, Билль! — весело сказал молодец со шрамом.
— Местечко действительно красивое! — подтвердил брюнет.
— А вы, Дун и Чайк, что скажете?
Те выразили согласие.
— Так выходите, джентльмены, а я распрягу лошадей… Дун! Вы мне поможете? А вы, Чайк, достаньте ведра, чтобы напоить лошадей.
Билль слез, а за ним Дунаев и Чайкин… Вылезли и молодцы, направляясь к ручью.
Когда Дунаев очутился около лошадей Старого Билля, тот шепнул ему:
— Отпрягать не надо. Сию минуту мы скрутим им руки. Вы возьмите брюнета, а я займусь рыжим. Веревки в ведре. Не забудьте сперва обезоружить их. Надо свести с ними счеты.
— Не бойтесь, Билль, все сделаю чисто.
— Так идем… А вы, Чайк, оставайтесь у лошадей! — сказал Билль явившемуся с ведрами Чайкину.
Билль и Дунаев, оба с ведрами в руках, пошли к ручью.
При их приближении канзасцы, тихо беседовавшие между собой, тотчас же смолкли.
— Сейчас сучьев нарубим для костра… Где у вас топор лежит, Билль?.. И как вы не боитесь останавливаться у Скалистого ручья, Билль! Здесь, говорят…
Но дальше молодец со шрамом не досказал. Билль крепко обхватил его, повалил на землю и швырнул в сторону два револьвера и нож, бывшие у него за поясом. В ту же минуту был повален и обезоружен Дунаевым и брюнет.
Оба, смертельно побледневшие, не пробовали сопротивляться, когда руки и ноги их были связаны крепко веревками.
— Это по какому же праву? — проговорил молодец со шрамом, стараясь принять спокойный вид.
— Охота разговаривать! — презрительно кинул брюнет. — Точно не видишь, что Билль хочет нас доставить шерифу в Сакраменто в виде товара.
— Ошибаетесь, джентльмены. Мы вас сейчас будем судить судом Линча. Садитесь и приготовьтесь защищаться! — угрюмо проговорил Билль.
Ужас исказил черты канзасцев.
Чайкин был поражен, когда увидел всю эту сцену, и не отходил от лошадей.
— Чайк, подите сюда! — крикнул Билль.
И когда Чайкин приблизился, Билль проговорил:
— Вы, иностранец, должны быть третьим судьей. Поклянитесь, что будете судить этих двух джентльменов по совести.
Испуганный, что ему придется судить, Чайкин просил избавить его от этой чести.
Но Билль сказал:
— Тогда нас будет двое без вас. Втроем дело будет правильнее.
— Не отказывайтесь, Чайк! — проговорил молодец со шрамом. — Прошу вас, будьте судьей.
Тогда Чайкин согласился и, перекрестившись, проговорил:
— Клянусь судить по чистой совести.
— Ну, теперь ладно. Я приступаю.
И с этими словами Билль сел на землю, поджав под себя ноги. По бокам его расположились Дунаев и Чайкин.
Билль был угрюмо серьезен, Дунаев торжествен, Чайкин подавленно грустен.
— Подсудимые, — начал Билль, — готовы вы отвечать на вопросы?
— Я готов! — отвечал дрогнувшим голосом молодец со шрамом.
Брюнет молчал.
— А вы? — спросил Старый Билль.
— Я? Смотря по тому, что вы будете спрашивать, Билль.
— А вот услышите. Ваши имена, джентльмены?
— Меня зовут Вильям Моррис.
— А меня, положим, Чарльз Дэк.
— Положим, что так. Я обвиняю вас, Вильям Моррис и Чарльз Дэк, в том, что вы, агенты большой дороги, имели намерение ограбить Дуна и убить всех нас предательски перед Виргиниею. Помните свист? И помните, почему вы не ответили на него?
— А почему? — спросил Дэк.
— Потому что все мы были наготове. И я первый положил бы вас на месте, если б вы ответили.
— Правильно, Билль. Вы — ловкая лисица! — сказал, усмехнувшись, Дэк.
— А вы, Моррис, признаетесь?
— Признаюсь.
— Слышали, Дун и Чайк?
— Слышали, Билль.
— Затем у меня есть еще более тяжкое обвинение против вас, Моррис и Дэк. Слушайте, прошу вас, Моррис и Дэк, и вы, Дун и Чайк!
— Да не тяните души, Билль. Чего вы заправского судью корчите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123