Каждому необходимо
согласиться с тем, что закон, если он должен иметь силу морального закона,
т. е. быть основой обязательности, непременно содержит в себе абсолютную
необходимость; что заповедь не лги, действительна не только для людей, как
будто другие разумные существа не должны обращать на нее внимание, и что
так дело обстоит со всеми другими нравственными законами в собственном
смысле, что, стало быть, основу обязательности должно искать не в природе
человека или в тех обстоятельствах в мире, в какие он поставлен, a apriori
исключительно в понятиях чистого разума и что каждое другое предписание,
которое основывается на принципах одного лишь опыта, и даже общее в
каком-то отношении предписание, бели только оно хоть в малейшей степени -
быть может, лишь по одной побудительной причине - опирается на эмпирические
основания, можно, правда, назвать практическим правилом, но никогда нельзя
назвать моральным законом.
Таким образом, из всего практического познания моральные законы вместе с их
принципами не только существенно отличаются от всего прочего, в чем
заключается что-то эмпирическое, но вся моральная философия всецело
покоится на своей чистой части. Будучи применима к человеку, она ничего не
заимствует из знания о нем (из антропологии), а дает ему как разумному
существу априорные законы, которые, конечно, еще требуют усиленной опытом
способности суждения, для того чтобы, с одной стороны, распознать, в каких
случаях они находят свое применение, с другой стороны, проложить им путь к
воле человека и придать им силу для их исполнения; ведь хотя человеку и
доступна идея практического чистого разума, однако, ему, как существу,
испытывающему воздействие многих склонностей, не так-то легко сделать ее in
concrete действенной в своем поведении.
Метафизика нравственности, таким образом, крайне необходима не только
потому, что существуют спекулятивные побуждения исследовать источник
практических принципов, заложенных a priori в нашем разуме, но и потому,
что сами нравы остаются подверженными всяческой порче до тех пор, пока
отсутствует эта путеводная нить и высшая норма их правильной оценки. В
самом деле, для того, что должно быть морально добрым, недостаточно, чтобы
оно было сообразно с нравственным законом; оно должно, совершаться, также,
и ради него; в противном случае эта сообразность будет лишь очень случайной
и сомнительной, так как безнравственное основание хотя и может вызвать
порой сообразные с законом поступки, но чаще будет приводить к поступкам,
противным закону. Но нравственный закон в его чистоте и подлинности (что
как раз в сфере практического более всего важно) следует искать только в
чистой философии, стало быть, она (метафизика) должна быть впереди и без
нее вообще не может быть никакой моральной философии. Та философия, которая
перемешивает чистые принципы с эмпирическими, не заслуживает даже имени
философии (ведь философия тем и отличается от обыденного познания разума,
что излагает в обособленной науке то, что обыденное познание разума
постигает только вперемешку), еще в меньшей степени - названия моральной
философии, так как именно этим смешением она вредит даже чистоте самих
нравов и поступает против своей собственной цели.
Пусть, однако, не подумают, что то, что здесь требуется, мы имеем уже в
пропедевтике знаменитого Вольфа к его моральной философии, а именно в общей
практической философии, как он ее называет, и что здесь, стало быть, не
следует открывать совершенно новое поприще. Именно потому, что она должна
была быть общей практической философией, она не рассматривала волю
какого-нибудь особого рода, например такую, которая определялась бы без
всяких эмпирических побудительных причин, всецело из априорных принципов, и
которую можно было бы назвать чистой волей; она рассматривала воление
вообще со всеми действиями и условиями, которые присущи ему в этом общем
значении; этимона отличается от метафизики нравственности точно так же, как
обычная логика отличается от трансцендентальной философии: первая излагает
действия и правила мышления вообще, а вторая - только особые действия и
правила чистого мышления, т. е. такого мышления, посредством которого
предметы познаются совершенно a priori. В самом деле, метафизика
нравственности должна исследовать идею и принципы некоторой возможной
чистой воли, а не действия и условия человеческого воления вообще, которые
большей частью черпаются из психологии. То, что в общей практической
философии (хотя вопреки всякому праву на то) говорится также и о моральных
законах, и о долге, не может служить возражением против моего утверждения.
Действительно, создатели этой науки остаются и в этом верными своей идее о
ней: они не отличают побудительных причин, которые, как таковые,
представляются совершенно a priori только разумом и которые, собственно
говоря, моральны, от эмпирических, которые рассудок возводит в общие
понятия только путем сравнения данных опыта; они рассматривают их, не
обращая внимания на различие их источников, только по их большей или
меньшей сумме (причем считают их однородными) и этим путем составляют себе
понятие об обязательности. Это понятие, конечно, совсем не морально, но все
же так построено, как только можно желать в философии, которая совершенно
не рассуждает о происхождении всех возможных практических понятий, априорны
ли они или лишь апостериорны.
Намереваясь когда-нибудь предложить некоторую метафизику нравственности, я
предпосылаю ей эти "Основы".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32