— Полагаю, что полиция займется этим делом.— Это ее долг, но не уверен, добьется ли она результата. Дело-то уж больно запутанное. — Жюль покачал головой.— Несомненно, добьется. Преступления почти всегда раскрываются.— Почему же тогда у нас столько невинно осужденных?— Ты так говоришь, будто что-то подозреваешь.— Я ничего не знаю. Нет, это невероятно. Я все думаю об отце Брюно. Даты, письма... Надо поспешить. До церкви Святого Николая еще довольно далеко.— Не торопись, друг мой. Ты еще слаб. Не беги. Если будешь нестись как угорелый, мы никогда не дойдем. Обопрись на меня и, как только устанешь, отдыхай.Жюль согласился и замедлил шаг.Разговор все время крутился вокруг того, что им удалось узнать. И на улице Вье-бель-Эр, и на Мизери, и на площади Пти-Капуцин по-прежнему те же удивленные и обеспокоенные лица. Переговаривались с этажа на этаж, собирались небольшими группами и жужжали, жужжали.На одной из улиц нашим друзьям путь преградила похоронная процессия с пением и рыданиями. Вообще похорон было много; пышные и не очень, многолюдные и такие, когда за гробом шла только пара нищих да бездомные собаки. Вот два гроба, а впереди ребенок с простым крестом в руках. Священник торопится, семья плачет: двое мужчин, пять женщин. Душераздирающее зрелище.Город, казалось, поражен страшной болезнью.— Как все это грустно, — сказал Мишель.— Ах, если бы только грустно, — вздохнул Жюль.— Брось черные мысли. Пойдем скорее...Но вновь пришлось уступать дорогу похоронам. Гроб, покрытый белым. Значит, молодой человек или девушка.— Наш ровесник, — произнес Мишель.— Почему это не я? — вздохнул Жюль.— Ты в отчаянии?— Да.Мишель на минуту оставил друга, чтобы узнать, кого хоронят. Вскоре он вернулся. На нем лица не было, слезы стояли в глазах. Мишель был бледен.— Что с тобой? Отвечай же! — испугался Жюль.— Это один из моих друзей. — Мишель не мог больше сдерживаться, и слезы полились по щекам.— Кто? Ну, не тяни, кто?— Гюстав Десперье.— Тот, что был с нами вчера?— Да, Жюль.Жюль тоже заплакал. Через минуту Мишель спросил:— Ну что, ты все еще хотел бы быть на его месте? Глава XIII В каморке старого Жозефа и на колокольне. — Падение колокола: несчастный случай или преступление?
Жюль и Мишель подошли, наконец, к старой церкви. Здесь было тихо и пустынно. На ступеньках и на крошечной храмовой площади еще виднелись кое-где следы крови. Рабочий за два франка в день согласившийся привести мостовую в порядок, насвистывал или напевал песню: «Станцуем карманьолу...» Карманьола — французская народная революционная песня-пляска, насыщенная злободневным политическим содержанием. Впервые прозвучала в 1792 году.

Нечего сказать, момент для пения удачный! Мишелю стало не по себе.Молодые люди поднялись по затемненной лестнице к порталу. Повсюду царила мертвая, точно кладбищенская, тишина, изредка прерываемая веселой песенкой; казалось, что самой церкви Святого Николая стыдно за вчерашнее. Дверь в церковь была прикрыта. Напиравшая толпа снесла ее с петель, но дверь успели починить, да к тому же поставили металлическую подпорку.Друзья вошли внутрь. Хотя на улице светило солнце, в храме сохранялся полумрак. Внезапно дверь с шумом захлопнулась, да так, что все здание содрогнулось от удара. По высоким сводам прокатилось гулкое эхо.— Жюль, — тихо проговорил Мишель, — старой Сарабы нет на обычном месте.Жюль обернулся — скамейка была пуста.— Впервые в жизни вижу, чтобы и скамейка и площадь пустовали, — ответил Жюль.— Это, конечно, ерунда, но все же кто мог закрыть дверь снаружи?Жюль отреагировал не сразу.— Старый Жозеф.— Пойдем к нему.Каморка старика находилась в одном из самых темных углов церкви. Сначала надо было пройти в исповедальню Исповедальня — особая комнатка в католических храмах (костелах), где помещается священник, исповедуя кающихся через небольшое оконце.

, с довольно неуклюжими деревянными скульптурами и грязными, некогда желтыми занавесями. Раньше, когда в церкви были кюре и викарии, эта исповедальня принадлежала кюре. Еще можно прочесть имя — Морисо, если я не ошибаюсь.Прежде чем подойти к дверце, надо было миновать еще массивные перегородки. Друзья ступали осторожно, полной грудью вдыхая специфический церковный запах. Со страхом услыхали они, как открылась дверь и раздались гулкие шаги. Молодые люди переглянулись, взялись за руки, стараясь не терять самообладания.Вот, наконец, и каморка. Тихо, спокойно. Дверь открыта. В комнате — беспорядок; бумаги, выброшенные из шкафчика на стене, валялись повсюду на полу, в углу — перевернутый стул, замок на шкафу взломан. Даже постель перерыта, как будто здесь что-то искали.Без сомнения, убогое жилище старого звонаря посетил чужак.— Пусто, — вскричал Жюль, — я знал!— Пусто, — повторил Мишель, — но что же тут стряслось?— Ничего не понимаю.— Кто закрыл входную дверь в церковь?— Хватит вопросов, у меня и так голова идет крутом. — Жюль с силой потер лоб. — Мишель, мы с тобой достаточно смелы?— Да, Жюль. Сейчас опасный момент.— Твой кинжал при тебе?— Да.— Пойдем на колокольню!— Ну что ж, пойдем.Выйдя из комнаты, Жюль запер дверь на ключ. Они поднялись по скрипучей лестнице. Подошли к входу, ведущему на колокольню, оставалось лишь толкнуть дверь.— Жюль, когда Жозеф уходил отсюда, он всегда тщательно все запирал.— Так он не выходил?Молодые люди карабкались по винтовой лесенке, здесь было светлее, чем в церкви; бойницы в стене находились выше соседних домов, и дневной свет проникал сюда беспрепятственно. Под лучами солнца серебрилась вековая пыль на стенах башни.Жюль, и Мишель поднимались не спеша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43