однако она была хорошенькой и молодой – едва ли ей минуло двадцать лет. Ее обнаженное тело вызывало желание.
Именно в этот момент майор спустился к нам, и я отметил, что он выглядит больным или пьяным. Он даже не взглянул в мою сторону и уселся на свободный стул.
После того как ноги и руки несчастной были крепко привязаны, один из зрителей встал и начал бить ее хлыстом, осыпая ее проклятиями и называя католической шлюхой. Поток непристойностей поражал, а ярость, с которой он хлестал девушку, была неподдельной – я даже начал опасаться за жизнь несчастной. Тут я вскочил на ноги и назвал этих людей чудовищами, которые не имеют права так обращаться с женщиной. Я призывал их воздержаться от подобных развлечений, но смотрел только на майора. Наконец он меня узнал, и в его желтых глазах сверкнула такая ненависть, что по спине у меня пробежал холодок. Возможно, все дело было в его глазах, но в еще большей степени на меня произвел впечатление щелчок взведенного курка и холод дула пистолета, прижатого к моей щеке.
– Что тебе до этой девки? – спросил человек, стоявший у меня за спиной.
По голосу я решил, что он голландец.
– Ничего, – ответил я.– Мне нет дела до беглых монашек, я не ищу приключений на свою голову и не собираюсь ухаживать за этой девушкой, но она человек и к тому же молода. Едва ли она заслуживает жестокого обхождения.
– Жестокого обращения, говоришь? – рассмеялся голландец.– Мы еще даже не начали.
В этот момент майор подбежал к лестнице и помчался вверх по ступеням. Между тем обнаженная девушка подняла голову и посмотрела на меня с удивительным равнодушием, словно мое вмешательство ничего для нее не значило. У меня даже возникли подозрения, что ей нравится испытывать боль и она, как майор, получает удовольствие от порки.
– Неужели она заслуживает наказания?
– А разве нет? – продолжал голландец, стоявший у меня за спиной.– И какое это имеет к вам отношение? – Он немного помолчал.– Что вы вообще здесь делаете? – наконец поинтересовался он.
Я показал в сторону лестницы.
– Я пришел с ним. С майором Морнеем. Он привел меня. И я плохо понимаю, что здесь происходит, поскольку он меня ни о чем не предупредил.
– Это правда, – вмешалась женщина, которая открывала мне дверь.– Он появился вскоре после майора.
Человек с пистолетом вышел из-за моей спины и встал так, что я смог его разглядеть. Это был отвратительный тип с низким лбом, весь покрытый фурункулами; в красных глазках застыла злоба, а пистолет, зажатый в руке, слегка дрожал.
– Ваш друг ушел, – негромко проговорил он.– Быть может, вам тоже следует покинуть это место.
Я двинулся к лестнице, не спуская глаз с лежащей на полу девушки, на спине которой уже проступали красные полосы от ударов хлыста.
– Ей наплевать на то, что с ней делают, – рассмеялся тип с пистолетом.– Она платит такую цену за удовлетворение своих желаний. На вашем месте я бы не стал о ней беспокоиться.
Девушка продолжала молчать. Как только я начал подниматься по лестнице, порка возобновилась, но она даже не стонала.
Я не знал, можно ли верить мерзавцу, но все же ушел, хотя меня не оставляла мысль о том, чтобы вернуться с пистолетом в руках и прекратить омерзительное действо. Я мог бы пристрелить типа с фурункулами, но присутствующие тоже были вооружены, и я не сомневался, что они меня прикончат. Некоторое время меня еще мучили сомнения, что девушка действительно монашка и что эти мерзавцы могут ее убить, поскольку на их лицах читались лишь похоть и злоба. Очевидно, они так ненавидели католиков, что были готовы пойти даже на такое отвратительное убийство.
Я вздохнул с облегчением, и у меня немного закружилась голова, когда я наконец оказался на свежем воздухе. Втянув в легкие холодный воздух, я решил, что майор Морней давно ушел, и зашагал вдоль стены обратно к реке. Но не прошел я и десяти шагов, как он вышел из грязной таверны и, дрожа от гнева, встал на моем пути.
– Почему вы преследуете меня, мистер Эллис? – спросил он, обнажая шпагу.
Он приближался ко мне с таким лицом, что мне ничего не оставалось, как самому обнажить свое оружие. Да, я обещал Ньютону не вступать с ним в схватку, но решил, что избежать ее невозможно. Я сорвал с головы шляпу, чтобы она не мешала обзору, хотя первый выпад майора я парировал с легкостью – было ясно, что майор Морней пьян. Вот почему он так долго не мог меня узнать.
– Уберите шпагу в ножны, – сказал я ему.– Иначе я буду вынужден ранить вас, сэр.
Он с яростью бросился в новую атаку, и мне пришлось сражаться с ним по-настоящему. Я по-прежнему легко отражал все его удары, а когда мы сошлись, скрестив клинки, он вновь спросил:
– Почему вы преследуете меня, мистер Эллис?
Из-за этого я не заметил, что в левой руке у него появился кинжал, и едва успел отскочить в сторону, избегая удара. Однако острие моей шпаги вонзилось в верхнюю часть его плеча. Морней уронил кинжал, а его шпага опустилась, и при желании я мог бы его прикончить. Мне захотелось его заколоть, поскольку я не люблю, когда во время дуэли в дело идет кинжал. Однако я отступил на несколько шагов, что позволило Морнею развернуться и броситься в темноту.
После некоторых колебаний я поднял его кинжал – очень необычной формы – и засунул в голенище сапога. Я и сам не знал, следует ли мне быть довольным собой. Я не стал убивать майора, а он не сумел прикончить меня, так что некоторые поводы для радости имелись. Но как отнесется Ньютон ко всей этой истории? Будет ли реакция Морнея достаточной «рефракцией», если его странное поведение можно объяснить этим словом? Скорее всего, Морней поставит в известность лорда Лукаса, который воспользуется поводом для новой жалобы на служащих Монетного двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104