Когда мы прошли по галерее под меланхоличными взглядами статуй, Ньютон потряс головой и с облегчением вздохнул.
– Более всего на свете я боюсь потерять разум, – признался он.– В последний год моего пребывания в Кембридже у меня началась ужасная хандра, я несколько недель почти не спал и едва не стал жертвой настоящего помрачнения рассудка.
Симптомы, описанные Ньютоном, показались мне слишком хорошо знакомыми, поскольку мой озноб усиливался; однако я ничего не сказал наставнику, лишь спросил, возможно ли потерять разум после встречи с призраком, как рассказывал мне сержант Роэн.
– Речь не о призраках, – ответил Ньютон.– Мистер Твистлтон перенес оспу. Вы видели язвы на его ногах? И еще вы должны были обратить внимание на его больные глаза, дрожащие губы и язык, а также частичный паралич. Типичные симптомы застарелого сифилиса.
– Пожалуй, мне бы следовало вымыть руки, – слабым голосом пробормотал я.
– У нас нет на это времени, – заявил Ньютон.– Нам нужно разыскать шляпного мастера.
– Шляпного мастера? – Я устало вздохнул.– Неужели вы хотите заказать себе новую шляпу, сэр? Мне казалось, вы из числа тех немногих людей, которых совершенно не интересуют шляпы. Так зачем же нам нужен шляпный мастер?
На что Ньютон ответил:
– Что? «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» – И, видя мое недоумение, добавил: – Книга Иова, глава тридцать девятая, стих тринадцатый.

В экипаже Ньютон похлопал меня по колену и с довольным видом показал письмо, которое вручил ему мистер Твистлтон. Мои усталые глаза увидели лишь бессмысленный набор букв, по-прежнему совершенно для меня непонятный:

ЫАЬРЁЮОБДЪСЮДСВОУХХОЧЦАЙТАЭЮОР
ВЪГШВШЗЕТТЯДФЕУАГХМНЪБГФТЧВЭЛЛ
ВЮГЧПГЗЪНУДАХЬНЬШГКЗГЙГЩЖЩЁЕЪС
ЦЖЪЫТШУЬЬТЮЖФЮЦЕЗСЛЪЭЙВПЧЛМЛЯ
ЗЖММАЬЛЩЭЪЮХЙЗТЪНЫЕЭЯМЭЬШЭЕОЛЁ
ПГНЭХЫЪЙЪФДЙЙЯИЮЙОРАЕАЗАДБИБУЕ
БЮКЁЩБМЬДЙСЮЁПШЧЛИЙЖФИВЪХГЭОЦЪ
ЁМАУЮЁЮЯКМХПГШШЫМЛХААЕПЯЁЙАЭЫВ
ЪОКЙПЖЛИФМЕИНКЬЪЕЛУПЩДЖЪНЪТАЪА
ЫНБЮОПИАБАЖООСОЗБТЮЛЁЛБЫОППСМЙ
УРТАШНЛКУЁРХЗАШТТЖТДОУРШПБЗМШЛ
УУАУХРФДБТЁЛДБУУЦПТЗМФБЪКПЁСЪФ
МЛЦЩЩНЬШЩЩЖЩСИДЖЪЭЖИТРЪДСЩОУ
ЕЫЩПЪИЖЁБЫИКЧЭЪЙСНВЮЙПЦОВЧОШЫ
ЭПОЩШЭРЁРЯЪЭЬЭБЕЗППДЧФЩОЕВЛШЩБХ
ТЯЖАГУСЪЩЩМТЫХЖДВЦЦЁЖАСЖВЖДЁ
СТЁАЖДЪВФШЖЗКЧГЪЛТЮДЁФХЕБКЪДГ
ВЬЗЕЛГЬВРЕЖТЩЧЫАЦЗФАЬОСПЙСКЛРЩ
СТЁСЁУЪНШЁШЁМЩЖЪЦДЮФЖЛАЬВЛЪЗ
ЬЁЕЯЁРФЛОЫИКЪЕОХЛЧДКУЯНТЕПНКЕБЯ
ЙАПЖГИТВЬЦЛВОЬВЦЯЭЯЪМГПОЕДЕИОЕИЛ
МРШЫРТГЁЯЯХФЁЙОТЁЦААЯЕЖИТЦСЬЫГСУ

Однако Ньютон заявил, что видит некую закономерность, которую обнаружил в предыдущих посланиях.
– Но мистер Твистлтон безумен, – возразил я.
– Вне всякого сомнения, – согласился Ньютон.
– Тогда я не понимаю, почему вы всерьез воспринимаете это письмо.
– По той простой причине, что мистер Твистлтон его не писал.
– Откуда вы знаете?
– В течение нескольких лет я для собственного развлечения изучал характерные особенности разных почерков, – объяснил Ньютон.– По почерку можно даже судить о состоянии здоровья человека: например, страдает ли он от дефекта зрения или паралича. Глядя на аккуратные, ровные буквы и зная, как серьезно болен мистер Твистлтон, начинаешь понимать, что рассудок автора этого послания находится в полном порядке. Также стоит отметить, что автор послания изучал латынь.
– Как вы это определили?
– Буквы «а» и «е» трижды оказались рядом в закодированном тексте; и всякий раз он писал их слитно, как «эе». Это дифтонг, то есть сочетание двух гласных, и он указывает на латинское произношение. Например, дифтонг показывает, что следует произносить «с» в слове «Caesar» как твердое «к». Вот почему меня не удивит, если окажется, что автор послания человек образованный, а это сразу же исключает мистера Твистлтона, чье образование ограничивается несколькими классами.
– Но откуда вы знаете? Быть может, он немного изучал латынь.
– А разве вы не помните, как он отреагировал, когда после его бреда относительно мира и войны я спросил его о смысле латинского выражения «Расе belloque»?
– Да, конечно. «В мире и войне». Теперь я понял, зачем вы это сделали.
– Он не знал смысла этих слов. И вовсе не потому, что ему отказал разум, просто он не изучал латыни.– Ньютон вздохнул.– Вы сегодня какой-то скучный, Эллис. С вами все в порядке? Вы не похожи на себя.
– У меня болит голова, – признался я.– Но со мной все хорошо, – добавил я, хотя чувствовал себя отвратительно.
Мы вышли на Пэлл-Мэлл, где щегольски одетый Сэмюэль Тюэ, галантерейщик и гугенот, посмотрел на нас, когда мы вошли в его магазин, точно на пару филинов. Несомненно, он больше привык иметь дело с экзотическими павлинами вроде разодетого в пух и прах франта, изучавшего выставленную на витрине шляпу с таким интересом и вниманием, как мы с Ньютоном рассматривали бы фальшивую монету. Выслушав вопрос Ньютона о плюмажах, мистер Тюэ открыл крышку украшенной эмалью роскошной табакерки, отправил в нос внушительную порцию табака и небрежно ответил, что плюмажами его обеспечивает Джеймс Чейз из Ковент-Гардена, который специализируется на перьях страусов и павлинов и является лучшим поставщиком данного товара в Лондоне.
Очень скоро мы уже входили в лавку мистера Чейза – огромный птичник с множеством уток, ворон, лебедей, гусей, цыплят и несколькими павлинами. Ньютон вытащил переливающееся всеми цветами радуги перо, которое нашел в Тауэре, и объяснил, что пришел к мистеру Чейзу по делу, после чего заявил:
– Мне сказали, что вы крупнейший поставщик перьев для плюмажей в Лондоне.
– Чистая правда, сэр. Когда речь идет о перьях, я подобен Виргинии для табака или Ньюкаслу для угля. У меня есть любые перья – для изготовления перьев для письма, мебели, матрасов и украшений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104