Я думаю, что деньги он хранит на счете жены или на номерном счете, поэтому в конце концов его отпустят, живого и здорового. Но какой это ужас – платить преступникам!»


Хьюберт медленно перечитал письмо Паулине Фин, которая вернулась через день после того, как Мэлиндейна бросили бывшие секретари.
С тех пор как увезли мебель, каждый день венчался новой ссорой, молодым людям не хватило выдержки, чтобы месяц ночевать в спальных мешках и есть на кухне. Месяц – все, что Хьюберт просил; он был нужен, чтобы никто ничего не заподозрил.
Мебель и картины Мэгги уже пошли с молотка в Лондоне. Неплохой барыш принесли даже копии картин и поддельные стулья, не говоря уж об оставшихся подлинниках. Когда Массимо забрал свою долю, Хьюберту все равно осталось целое состояние, то самое состояние, которое, по его мнению, он заработал, давая Мэгги советы. Теперь оставалось лишь месяц или чуть дольше поизображать нищего, чтобы не поняли, что он причастен к пропаже чужой собственности. Массимо покинул страну в неизвестном направлении. Сказал, отправится в Калифорнию, что, разумеется, значило – куда угодно, только не в Калифорнию. Очевидно, адвокат привык время от времени бесследно исчезать. Доля Хьюберта надежно хранилась там, где она была в наибольшей безопасности, то есть в Швейцарии.
– Мисс Фин, – произнес Хьюберт, когда она появилась на пороге спустя день после отъезда мальчиков, – если вы хотите забрать оставшиеся пожитки, то пришли не по адресу. Приезжали судебные исполнители. Они забрали все, включая ваши панталоны. Мне остались лишь предметы первой необходимости, и я, потомок богов, теперь нищий. В общем, мы с вами должны рассчитаться.
– Вот именно, – согласилась Паулина. – Для начала, пожалуйста, отдайте мою зарплату за пять месяцев.
– Не надо вульгарности, – поморщился Хьюберт, открыл кухонный буфет, достал из жестяной коробки пачку банкнот и отсчитал то, что ей полагалось. – Женщины, – заключил он, – невероятно приземленные создания.
Паулина села и пересчитала деньги.
– Ваши мальчики тоже уехали. Полагаю, исключительно по возвышенным причинам. Вы остались один и даже без мебели. Откуда эти деньги?
– Это вас не касается, больше вы не секретарша! – отрезал Хьюберт. – Вы развалили мое Братство и втоптали в грязь мою репутацию. Недавно я получил анонимное письмо, в котором меня сравнивают с самозванным католическим прелатом, который пару лет назад обосновался в Неми с бандой последователей, иконами, распятиями и документами, заявив, что Ватикан поручил ему торговать разнообразными предметами. А когда виллу окружила полиция, он совершил самоубийство. Автор письма даже приложил газетную вырезку!
Хьюберт протянул ее Паулине.
– Вы полюбуйтесь, чем он себя убил! – возмутился он. – Бокал vino ai topicida! Может быть, это кажется похожим на название блюда в ресторане, но на самом деле это вино с крысиным ядом! Какое низкопробное самоубийство! Автор письма предлагает совершить мне то же самое.
– Ужасный почерк.
– Правописание не лучше. Какая-нибудь деревенская кумушка. Какая разница?
– О, Хьюберт! Вы же не станете совершать самоубийство? – взволновалась Паулина. – Мне не так уж нужны эти деньги. Возьмите их обратно. Держите.
– Я и не думал о самоубийстве, – гордо ответил Хьюберт. – Но я уберу эти деньги, здесь они будут в большей сохранности. Надеюсь, мисс Фин, что вы усвоили урок.
– Я схожу в магазин и приготовлю обед.
– У меня есть и другое письмо, – сказал Хьюберт. Он достал письмо Мэгги и прочитал его вслух.
– Эта женщина опасна, – решила Паулина. – Где сейчас мебель?
– Откуда мне знать? Все увез ее адвокат.
– А ваши рукописи? Где все документы?
– В Риме, – ответил Хьюберт. – Я перебазировал их в Рим. Равно как и культ Дианы, который, кстати, процветал там еще в четвертом веке до нашей эры.
– Я видела в Риме отца Катберта.
– Полагаю, вы говорили обо мне, моя дорогая. О чем же вам еще разговаривать?
– Он предложил замечательную идею: вам надо вступить в харизматическое движение и руководить встречами. Вы великолепно вводите публику в транс. К тому же это никак не противоречит Диане, хранительнице природы.
– Прошло немало времени с тех пор, – заметил Хьюберт, – когда Гомер воспевал чудеса Артемиды, ставшей впоследствии Дианой. Он называл ее повелительницей дикой природы. О харизме и дикой природе многое можно сказать.
– Они – новое течение, – смиренно сказала Паулина. – Надо же вам на что-то жить, Хьюберт. Нельзя навечно запереться с четырьмя кухонными стульями.
– Так или иначе, мисс Фин, – ответил Хьюберт, – я справился не так уж и плохо.

– Уезжаем сегодня в полночь, – сообщил Хьюберт Паулине. Был вторник, двадцать шестое августа. После праздника Дианы прошло тринадцать дней, а до даты, на которую Мэгги назначила вывоз давно проданной мебели, остался только один. Утром, когда Паулина вернулась из поселка, Хьюберт забрал у нее газеты и дождался, пока она сварит кофе. – Уезжаем в полночь, – повторил он.
Потягивая чашечку кофе, Мэлиндейн протянул Паулине развернутую газету с фотографией безголовой статуи.
– Это знак, – объяснил Хьюберт.
Две статуи у фонтана в Палермо были изуродованы вандалами, в заголовок статьи попала та, которая больше пострадала: «Обезглавленная Диана». На плохой фотографии можно было разглядеть статую мускулистой безголовой Дианы в комплекте с псом и оленем.
– Это знак, и он предназначен для нас, – глубокомысленно произнес Хьюберт. – Вы со мной согласны?

– Одно хорошо, – заключил Хьюберт. – Когда тебе нечего защищать, ничто не мешает просто сходить на прогулку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64