– Я очень извиняюсь, – виновато произнес Берто, обнимая Мэгги, словно стремясь защитить от всего, что могло угрожать. – Моя жена обезумела от горя.
Вскоре появилась Мэри, а также Майкл с таким видом, будто его собственные мысли слишком увлекательны, чтобы обращать внимание на домашние катастрофы. В последнее время это выражение мелькало на лице сына маркизы все чаще. Мэри завистливо смотрела, с какой заботой Берто успокаивал Мэгги – в такие моменты он делался особенно красивым, от него исходило неотразимое обаяние, доступное мужчинам только такого типа и поколения. Мэри и в голову не приходило, каким идиотом смотрелся бы Майкл, если бы начал обращаться с ней так же заботливо. Она просто любовалась красавцем Берто и завидовала изрыгавшей обвинения Мэгги, которая вовсе не заслуживала такой нежной заботы. Вот если бы Мэри заподозрила, что ее обокрали, она бы подошла к делу спокойно и рассудительно. Тем временем Мэгги продолжала визжать, а Берто ее успокаивал таким тоном, как если бы исчезновение Гогена – это мелочи и пустяки.

Обед отложили на сорок минут. Тактика Берто принесла плоды, и шум поутих. Гостей препроводили в другую гостиную, где им подали напитки и оставили вариться в собственном соку, пока Мэгги лежала на диване и милостиво позволяла себя успокаивать. Берто в этом немало помогли двоюродные сестры, сильные, суровые женщины, которых сплотили семейная солидарность и абсолютное нежелание влезать в скандал из-за необоснованной клеветы. Вскоре смущенных искусствоведов ободрили, принесли им извинения и умолили остаться. Старший еще нервничал, но оба великодушно пропускали мимо ушей оскорбления, которые все реже и беспомощнее доносились со стороны дивана около получаса. После небольшой передышки гости и хозяева отправились обедать.
Берто категорически отказался заниматься историей с Гогеном до обеда.
– Потом, потом, – повторял он, – это подождет. Если картину украли… то сначала надо составить план действий. Но сперва выпей аперитив, Мэгги. Дорогая, любимая, успокойся. Ничего страшного не случилось, ничего ужасного не произошло… У большинства людей гораздо больше проблем, чем у нас… Не волнуйся, все будет хорошо.
Теперь они сидели в великолепной столовой с видом на искусственное озеро. Берто внимательно смотрел в сторону своей сестры Марисы, разносчицы семейных новостей, которая с нетерпением выжидала, пока стихнет глупая истерика Мэгги и всем можно будет изложить хронику последних событий. (При этом она нисколько не заботилась о том, понимают ли собравшиеся, что она рассказывает.) Мир Марисы был густо населен кузинами. Кроме нее, никто не знал, которая из кузин Колонна влюблена в какого Ланцелотти и каким будет приданое; одной Марисе было известно, кто станет наследником дряхлого Торлонии, которому и недели не протянуть; только Мариса была в курсе, что Бэринги, их племянники, приедут в Париж за документами на швейцарские компании и что остановятся они у Миланезе Пинъателлиса. Эти потрясающие новости Мариса знала лишь потому, что каждый день все утро висела на телефоне, собирая сведения. Нередко, когда хозяев не было дома или они не могли подойти, нужную информацию предоставляли дворецкие. Все эти факты ждали, когда настанет их черед извергнуться на Берто и вторую кузину, Виолу. Мариса хорошо знала, что следует говорить за столом и когда наступает черед для таких вещей, а также что следует надевать и что есть. Она предвкушала полнейшую заинтересованность собравшихся. Мариса была убеждена в важности своих выступлений не меньше античных трагиков, которые размножали новые варианты одних и тех же божественных интрижек и героических подвигов. Она и в самом деле обладала такой самоуверенностью, что умудрялась удерживать внимание чужаков если не россыпью ничего не значащих имен, то роскошным духом старинного итальянского рода.
Бокал виски все еще дрожал у Мэгги в руках, но частично под влиянием Берто, частично усилием воли (потому что она не желала делаться бесплатным аттракционом Для туристов) маркиза несколько успокоилась. По правую руку от нее оказался один из искусствоведов, старший, представившийся Малкольмом Стивесентом. За ним сидела Мэри, за ней – Берто. За другим концом стола устроилась вторая кузина, княгиня Виола Боргоньона, в траурном платье и с тонкой шеей, украшенной мелким жемчугом. Виола в нетерпении ожидала новой части семейной саги, потому что этот рассказ всегда предоставлял повод ужасно возмутиться и начать воспоминания о былых семейных скандалах, неравных браках и интригах. Как и Берто, она понимала, что тема имела слабое отношение к миру новых членов семьи и тем более американских гостей, однако полагала, что так или иначе эти знания должны стать общеизвестны. А уж то, что в скуку подобные истории не вгоняли, для Виолы было очевидным.
Мариса начала речь:
– Дино женится до конца года, попомните мое слово. Он каждый день ходит на кладбище, а потом ездит на верховые прогулки с Клементиной. Ее родители, разумеется, думают, что он староват. Ну что тут скажешь? – Выдав первую порцию сведений, Мариса повернулась к соседям: сначала к Майклу, а потом ко второму искусствоведу, Джону Фальку. – Что тут скажешь? – повторила она сначала одному, а потом и второму.
Берто все еще волновался за Мэгги и обратился к плану действий, который он придумал специально на случай, когда необходимо разрядить атмосферу. План состоял том, чтобы вставлять в реплики слова, вызывавшие у слушателей своего рода гипнотическое спокойствие. Берто умудрялся делать это, не меняя темы разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64