– А вы играете?
– Нет. Моя игра – футбол.
– Мама говорила, вы играли за колледж. Дартмут?
– Верно. А ты во что играешь? Он подал стакан Джеймсу.
– В регби. Еще в крикет, и состою в команде колледжа по гребле. Если повезет, на следующий год войду в университетскую.
– Тогда – за твой успех! – провозгласил Эд, поднимая стакан.
Джеймс с улыбкой кивнул.
– Как мама? – спросил Эд.
– Цветет. В буквальном смысле слова. Джеймс лихорадочно соображал, что бы еще сказать собеседнику, который – Джеймс то прекрасно знал – обязательно поймет его. Робость и взвинченность испарились. Он будто разговаривал с самим собой.
Эд внимательно наблюдал за Джеймсом. Его глаза подмечали каждый штрих.
– Странно, – доверительно сказал Джеймс. – Мне кажется, мы знакомы всю жизнь. Как по-вашему, отчего это? Я впервые вижу вас, а будто знал всегда.
– Это знание дорогого стоит.
– Мама мне о вас многое рассказала, как на говорила – со сносками, мелким шрифтом и комментариями. И все равно я не был к такому готов. К тому, чтобы мы так...
– Совпали?
– Вот именно. – Джеймс отхлебнул виски. – Дело в том, что я сам попросил маму рассказать мне все в подробностях, не так, как она делала это раньше.
– И она рассказала?
– Да.
Джеймс вопросительно посмотрел на отца. Как бы то ни было, он вторгался в интимную жизнь другого человека, на территорию с надписью: «Проход воспрещен», но инстинктивно чувствовал, что ему позволительно это делать.
– Вы не возражаете?
– Почему же? Ты имеешь право получить точное объяснение, а твоя мать всегда верила в его действенность.
– О, мама... – Он запнулся и неуверенно пожал плечами. – Но вы ведь знаете ее не хуже моего, правда?
– Она иногда подшибает меня кручеными ударами.
– А, это как в бейсболе?
– Примерно.
– А с тех пор, как вы здесь, она выбрала мишенью меня. Я как только увидел ее в выходной, сразу понял – что-то случилось.
Он заметил искру радости в глазах Эда.
– Вы оказываете на нее фантастическое влияние, – простодушно добавил Джеймс.
– Тебе это не по душе?
Джеймс спокойно выдержал прямой взгляд карих глаз.
– Поначалу – да, мне это не нравилось. Я дико ревновал ее. С ней ведь никогда ничего похожего не случалось. И я, конечно, был потрясен. До сих пор мне казалось, я знаю о ней все, а вышло – нет, далеко не все. Вообще ничего не знаю. Ну и взревновал.
– А сейчас?
– А сейчас эта дурацкая ревность рассеялась. Теперь, когда я с вами познакомился... И в конце концов – вы мой отец.
Он произнес это слово, небеса не обрушились, и ему совсем не больно было его выговаривать.
– Я в этом ни секунды не сомневался, – спокойно ответил Эд, и Джеймс снова улыбнулся ему.
– Глупо было бы ревновать к собственному отцу. Мы все же не герои древнегреческой трагедии.
– Нет. В нашем случае это скорее комедия ошибок.
Джеймс расхохотался. Ужасно жаль, что они встретились только сейчас. Сколько времени упущено зря, досадливо подумал он.
Эд, слегка нахмурясь, смотрел на сверток, лежавший у него на коленях.
– Не хотите ли взглянуть на фотографии? – предложил Джеймс. – Я могу прокомментировать; так сказать, закрасить «белые пятна».
– У тебя наверняка здорово получится, – бесцветно отозвался Эд.
– Мама говорит, в этом я тоже похож на вас – за словом в карман не лезу.
Эд помолчал.
– Да, за словом дело не станет, – наконец проговорил он.
Джеймс уловил в его словах невысказанную горечь потери. Да, он по-настоящему любит мать. Оба они любят друг друга. Ему припомнились слова Джайлза о том, что Эд Хардин – человек одинокий. Это правда. Джеймсу страстно захотелось протянуть Эду руку, прикоснуться к нему и сказать: «Я все понимаю». Но ему не хватило смелости.
Ему было невдомек, что его озабоченный, участливый взгляд лучше всяких слов выражал его мысли.
«Ох, Сара, – думал Эд. – Этот замечательный мальчик – твое дитя, хоть мы и похожи как две капли воды. Ты вылепила его по своему образу и подобию, это ясно как день. Внешне это мой сын, а по сути – твой. Это ты передала ему способность сочувствовать, честность и прямоту. В нем ни грана притворства, хитрости, мелкого тщеславия. Он смотрит на меня твоим взглядом, исполненным откровенной прямоты, открыто предлагает себя. Только он еще совсем юный, совсем щенок, полный радостного жизнелюбия, с восторгом принимающий нечаянные удовольствия».
– Давай посмотрим, что тут, – сказал Эд, отставляя стакан и берясь за пакет. Сверху на альбоме лежал конверт. Письмо. Эд вскрыл конверт, и Джеймс поднялся.
– Не покажете ли мне ванную, я хотел бы, как говорится, вымыть руки. Кстати, почему вы называете это место «Джоном»?
Эд рассмеялся.
– Ты меня достал, парень. Честно говоря, не знаю. Но постараюсь выяснить. Третья дверь, налево по коридору.
Эд проводил Джеймса глазами.
Потом начал читать.
Любовь моя, я подобрала эти фотографии в надежде, что в один прекрасный день ты сможешь их увидеть. Я надеялась и на то, что принесет их тебе именно Джеймс. Если все будет, как я задумала, он доставит их тебе сегодня лично. Теперь все в твоих руках. Если что не так, значит, виновата я, но, зная Джеймса, я уверена, что все будет хорошо. Он милый мальчик, Эд. Когда мы увидимся, ты скажешь, права ли я.
С любовью – Сара Милый мальчик, подумал Эд. Надо же! Милый мальчик! Ох уж эта ваша пресловутая английская сдержанность! Какого Бога благодарить мне за такое дивное создание? Ох, Сара...
Вернулся Джеймс.
– Роскошная ванная, – сказал он. – Не то, что наша.
– Она в твоем распоряжении, – улыбнулся Эд.
Заметано, – отозвался Джеймс. – Ну что, начнем прогулку по волнам памяти?
Альбом представлял собой иллюстрированную историю жизни Джеймса Латрела, начиная со снимка в крестильной рубашечке из атласа с кружевами, фотографий из раннего детства, отрочества, запечатленных сцен школьных экзаменов (он был в коротких штанишках) и заканчивая фото из студенческой жизни сначала в Итоне, где Джеймс снимался в котелке, и позднее уже в Оксфорде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77