– прошептал Джонатан, не осмеливаясь прикоснуться к телу. – Отец?
Глаза человека открылись и остановились на лице Жона. Горькая улыбка искривила тонкие, бескровные губы. Мужчина сел и схватил Жона за руку. Хватка у него была сильная и живая.
– В этих стенах живет колдовство. Я хотел прийти в твою комнату, но не смог. Тогда я попробовал спуститься в твой ход, чтобы… успокоить остальных. Но я не смог. Может быть… когда я наберусь сил.
– Мы уходим отсюда. Завтра же уходим.
– Я чувствую в себе перемену, и все из-за этих долгих лет, которые я провел в плену Полотна. Я не могу двигаться при дневном свете.
– Я могу нести тебя.
– Боюсь, что мое тело вспыхнет как трут, лишь только его коснутся лучи солнца. Мы должны идти ночью.
Джонатан задумался. Ему очень хотелось услышать то, что скажет ему Доминик, однако если церемония будет проходить точно так же, как описывала ее Лейт, то лучшего времени для того, чтобы незаметно уйти, у них может и не быть.
– Как же мы пойдем, если ты не можешь выйти за эти стены? – спросил он.
– Возьми меня за руку и тащи, как тащил из часовни.
– Тогда идем.
В своей комнате Джонатан оставил записку. Она была коротенькой и бессвязной, и в ней говорилось о его любви к Сондре, о том, что он нуждается в ней, если хочет поправиться. Записка в полной мере отражала противоречивые чувства, раздирающие его. Жон надеялся, что Стражи поймут его.
Надев темные плащи с капюшонами, которые скрывали их лица и руки, Джонатан и его отец задержались в главном зале, глядя на то, как монахи читают свои заклинания перед дверью притихшей часовни. Отец Жона произнес одно-единственное слово, и Ткань проснулась. Вопли и завывания пойманных душ заглушили их тихие шаги. Прокравшись за ворота крепости, Джонатан и его отец растворились в лунной ночи.
Отец и сын ушли из крепости рука об руку, и их серебряные волосы и бледные лица казались выбеленными лунным сиянием.

Часть третья. Серебряный Лорд
Глава 13
Когда-то его жизнь управлялась убыванием и прибыванием луны. Теперь ход времени ускорился, разделившись на бодрствование и сон – на ночи, когда он мог выходить, разговаривать и учиться у своего сына, и дни, когда он спал в пещере, приготовленной для него. В эти часы Джонатан видел только иссохшую оболочку, скорлупу, неподвижно лежащую рядом с ним.
Память возвращалась к нему медленно, по частям, разрозненными фрагментами. Он смотрел на свое отражение в бассейне с мутновато-белой известковой водой, и вспоминал детей, играющих у фонтана на деревенской площади, и собаку, предостерегающе зарычавшую, когда он проходил мимо них.
Его голос мог вызвать смерть, его руки – огонь. Это он вспомнил без труда. Он помнил обжигающий жар и слышал крики. Этими воспоминаниями ему, пожалуй, лучше не делиться с сыном. – Пока не делиться, – прошептал он.
– Ты что-то сказал, отец? – спросил Джонатан.
Его отец покачал головой и с любовью положил руку на плечо сына, как бы веля ему продолжать спать. Дыхание юноши стало глубоким и ровным. Мужчина поднялся и тихо вышел наружу.
Только глупец мог подумать, что звездное небо могло сильно измениться за те годы, пока он не видел его своими глазами. И все-таки окружающее казалось ему свежим и новым, жадным и живым. Даже опавшие сосновые иглы, которые щекотали его босые ноги в то время, как он спускался по склону холма, приносили ему настоящее, почти сладострастное наслаждение, как первый поцелуи возлюбленной.
Когда-то он мог утолить свой голод многими способами. Бывало, он спокойно обедал в компании гостей своего хозяина, ничем не выдавая своей истинной природы. Даже во время ночных прогулок, когда он утолял свои неутолимые желания, высасывая кровь смертных, самая темная часть его души продолжала спать. Однако за те годы, пока он оставался пленником Полотна, его тело изменилось и от него осталась лишь самая темная из сторон его естества.
Однако он был жив, пробужден и свободен! Его собственный сын сделал ему этот подарок. Его сын! Мужчина запрокинул голову, и звонкий хрустальный смех поплыл над замерзшей землей.
Каждую последнюю ночь он выбирался наружу, чтобы поохотиться на гоблинов, чувствуя, как былое могущество возвращается к нему с каждой новой жизнью, которую он поглотил. Теперь он готов был к чему-то более существенному. И он повернул в сторону Линде, где ждал его настоящий пир.
Мужчины пробили во льду, покрывшем реку, несколько лунок и теперь сидели вокруг них в маленьких деревянных хижинах, которые кое-как защищали их от холодного пронизывающего ветра. Каждый с нетерпением ждал поклевки, ждал добычу, с которой можно было бы поскорее вернуться домой. Их чувства, унылые и простые, ненадолго заинтересовали отца Жона. Не почувствовал он никакого интереса и к полным неясных надежд снам жителей поселка.
Вместо этого он отыскал одну женщину, которая не спала в этот ранний час. Ее тоска была восхитительно глубокой и живой. Женщина сидела на кровати в комнатке на втором этаже небольшого домика, выстроенного на самом краю поселка. Все мысли ее были сосредоточены на судьбе сына, и она никак не могла отделаться от них. Как он мог умереть? Как он мог умереть?
Вокруг домика кружил ветер, требовательно стуча в ставни, словно ребенок. Женщина отперла один ставень и выглянула наружу, пристально всматриваясь в заснеженный ландшафт. Взгляд ее скользнул вдоль тропы, протоптанной под деревьями и ведущей к реке. Они сказали, что Алден был убит там.
Откуда им знать, что обугленные кости принадлежали ее Алдену? Разве не мать должна опознать тело своего ребенка? Может быть, твари оставили на берегу чье-то чужое тело, бросив его рядом с останками Джозефа, а ее единственного сыночка утащили с собой, в рабство, чтобы он прислуживал им в их подземном царстве, страдая от голода, побоев и одиночества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100