Из других земель придет сила, которая уничтожит его. Любовь сокрушит Полотно». Мы не знаем, что в точности означают эти слова, но они дают нам надежду – быть может, грядущее не столь ужасно, как прошлое.
Я отвернулась от него, посмотрела через узкое окно спальни на сверкающее голубизной небо.
– Грядущее, – повторила я и подумала о своем будущем, ставшем вовсе неясным.
Я подумала, как самоотверженно выхаживали меня монахи, как они благодарили меня за то, что я вернула Полотно. Казалось невозможным, что эти же самые люди в ту первую ночь, что я оказалась здесь, могли хладнокровно обсуждать мое убийство. Я внимательно посмотрела ему в глаза и повторила слова Маттаса, сказанные в ту ночь:
– Лучше, если они умрут скорой смертью от нашей руки, тогда никто не узнает о нашем существовании.
– Ты не пила вина в ту ночь, верно? – спросил он. Я мотнула головой, и он продолжил: – Спящие в этих стенах засыпают так, как хотят силы Полотна. Вам дали тот же настой, что пил и я, когда не сторожил Полотно и не охранял стены крепости. Он вынуждает отступать самые страшные сны.
– Что же – утром вы бы просто отпустили Вара и меня? Он покачал головой:
– Мы сделали бы так, чтобы вы забыли об увиденном. – Он заметил, как я насторожилась, и поспешил объяснить: – Брат Лео занимался колдовством до того, как прийти к нам. Он хорошо знал это дело. То, что он сделал бы с вами, не причинило бы никакого вреда.
Я не была столь уверена в этом, но теперь это было уже не важно. Я нанесла им ущерб, причинила вред, и теперь есть лишь один способ исправить случившееся.
– Если это допускается, – произнесла я, – я хотела бы остаться в Ордене и разделить с вами эту ношу.
– До сих пор у женщин не бывало призвания к этому.
– И все же я хочу остаться, – твердо сказала я. Произнося эти слова, я ощутила, как верно они прозвучали, как спокойно вдруг стало на душе.
Доминик задумался.
– Может быть, у тебя есть призвание. Мы должны обдумать твою просьбу.
Он не согласился в открытую, но я поняла, что мне позволят остаться. Слишком мало Стражей осталось.
Как только зажила рука, я начала свою жизнь среди Стражей, наравне с ними охраняла часовню, чтобы никто не потревожил сон Полотна. Порой этими длинными ночами мне слышалось рычанье волка, клацанье клыков у стен крепости. Трактирщик сказал, что волков в этой стране очень мало. Может быть, этот – тот самый, которого я ранила.
Через месяц я стояла с остальными у дверей часовни, рискуя жизнью, чтобы удержать разбуженные души, не допустить их в этот и так печальный мир.
– Вернись во мрак, – распевали Стражи на незнакомом странном языке. И я пела вместе с ними, хотя уже чувствовала, что покой, обретенный, как мне казалось, в стенах крепости, на самом деле ненастоящий, что тьма ждет меня, неизбежная, как смерть.
Я была беременна. Это стало ясно лишь через несколько недель после моей поправки. Я старалась не думать, кто мог быть отцом этого ребенка, но все же надеялась, что это Вар. Мы столько лет мечтали о ребенке, и я хотела, чтобы частичка моего мужа осталась жить со мной. К тому же я подозревала, что была беременна еще до той страшной ночи в часовне. И все равно – я не была уверена ни в чем.
Особенно после того, как стало казаться, что ребенок, растущий во мне, медленно сводит меня с ума.
Все это началось достаточно невинно. Я переживала какие-то помрачения рассудка в те ночи, когда сторожила крепость. Сначала они длились несколько мгновений, так что я думала, что просто задремала на минуту. Я не говорила ничего остальным, считая, что это совсем не важно, – я ведь так хотела остаться среди них.
Однажды ночью я стояла у ворот крепости, смотрела на изломанные тени, которые скалы отбрасывали на дорогу, – и вдруг меня охватило странное томление – оно становилось все сильнее и сильнее. Мне ужасно захотелось броситься в ночь, мчаться под этим темным облачным небом. Я вспомнила о чернокрыле, об опасных обрывистых скалах. Я думала о попавших в беду путниках, о маленьких рыжеволосых девочках с изящными колечками на пальчиках. Я пыталась справиться с непонятной страстью, – желание, независимо от моей воли, становилось все сильнее, непреодолимее.
Брат Лео тоньше других чувствовал происходящую внутри меня борьбу. Когда до полнолуния оставалось всего несколько дней, он потребовал, чтобы мне дали отдохнуть, сохранить силы для длинной ночи отчаянной схватки. Он дал мне сильное снотворное, чтобы моему телу было проще уснуть. И вот мне уже показалось, что мое желание пропало, но действительность оказалась гораздо хуже. Мое желание спало вместе со мной.
В ночь полнолуния – второго, которое я встречала в Ордене, – все Стражи собрались у часовни. Небо становилось все светлее – после ритуальных начальных псалмов мы приступили к основному молению. Теперь мой рассудок полностью был отдан мысленной связи с остальными монахами – у меня не осталось уже сил сопротивляться темным силам во мне.
Лунный свет разлился по земле, серебряные лучи коснулись меня, и я почувствовала, как внутри проснулся прежний голод, как он овладел мной. Слова молитвы тут же забылись. Я взглянула на Гектора, стоявшего позади, на его бледные руки, шею. В лунном свете я могла увидеть, как у него на горле пульсирует жилка, я чувствовала запах его жизни, ощущала тепло, исходящее от его плоти. Молиться! А кровь Гектора была горячей, влекущей. И он, и все остальные – всего лишь мясо!
Все мускулы напряглись – меня охватило желание броситься вперед, атаковать. Тело мое содрогалось – все, что еще оставалось в моем мозгу здорового, чистого, пыталось подавить ужасные желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100