Маэв нахмурился, недоумевая, каким образом Жону удалось узнать ее тайну. Однако она удержалась от вопроса, воспользовавшись случаем, чтобы побольнее уколоть юношу:
– Может быть, мне стоило пойти к Сондре и пообещать освободить тебя, если она согласится поселиться у меня, любить меня так, как любила меня твоя мать, и превращаться точно так же, как превращалась Лейт!
Почувствовав его бессильную ярость Маэв рассмеялась и добавила:
– Можешь рассказывать этим деревенским дуракам все, что тебе угодно, все равно тебе никто не поверит!
Джонатан наслаждался своей маленькой победой: в голосе Маэв он уловил нотку тревоги. Когда он смотрел ей вслед, ему показалось, что ноги Маэв искривились, а походка стала напряженной и неуклюжей.

Глава 17
Сражаясь с мужчинами на дороге, Сондра тоже успела ранить двоих, прежде чем кто-то вырвал нож из ее руки. Затем ее потащили обратно в Линде, и Сондра, не стесняясь, выкрикивала все ругательства и проклятья, которые могла припомнить. Ее заперли в одной из комнат гостиницы на втором этаже, и один из мужчин остался на часах у дверей.
Оставшись одна, Сондра упала на кровать и лежала молча, мысленно оплакивая все то, что она потеряла. Несмотря на свое горе, она никак не хотела смириться с поражением. Пока Джонатан был жив, оставалась надежда на то, что что-то может измениться.
Наступил вечер следующего дня, и Дирка принесла Сондре роскошный ужин: луковый суп, кусок копченой утки, которую берегли к празднику зимы, когда Сондра и Жон должны были быть официально объявлены мужем и женой, засахаренную морковь и свежие булки. Самой большой драгоценностью среди всех этих яств был, безусловно, небольшой графин вина из облачных ягод, емкостью всего в два стакана. Мясо уже было порезано, а булки намазаны маслом и медом. Единственным прибором на подносе была большая суповая ложка.
– Мне не доверяют? – спросила Сондра, покосившись на ложку.
– Ты сделала все, что могла, – сказала Дирка неожиданно ласковым и нежным голосом, который разительно отличался от того, каким Дирка разговаривала с ней прежде. – У тебя выдался тяжелый день. Я знаю, что ты никогда не пробовала вина, но теперь тебе просто необходимо немного выпить. Оно утолит твою боль и поможет уснуть.
Сондра так стремительно прильнула к ее руке, чуть не перевернув поднос. Дирка едва успела подхватить графин.
– Дирка! Неужели ты не сможешь помочь мне бежать отсюда? Может быть, вместе мы сумеем…
– Я попробую что-нибудь придумать, дитя мое.
– Пожалуйста! Мы должны что-нибудь сделать. Мы обе так его любим!
– Да, действительно, – согласилась Дирка.
Сондра налила себе стакан вина и выпила его медленными глотками.
– Странно, вино кажется мне вкуснее, чем когда-либо, – заметила она.
– Я вернусь за подносом. Может быть, к тому времени одной из нас удастся что-то придумать, – ответила ей Дирка и, не сказав «спокойной ночи», ушла.
Как только дверь за Диркой закрылась, Сондра выпила всю воду из кувшина, который стоял возле кровати, и скорчилась над ночным горшком, засунув два пальца глубоко в рот. Она не прекращала своих усилий до тех пор, пока ей не удалось окончательно прочистить желудок.
Она не почувствовала бы в вине привкуса яда, если бы ее не насторожила неожиданная холодность Дирки, когда она говорила о Жоне, а решительное выражение ее лица напомнило Сондре лицо Миши – он выглядел точно так же незадолго до смерти, и точно так же выглядел Андор накануне своего исчезновения. Эта тварь – Сондре пришлось напомнить себе, что это был отец Жона, – сумела пробудить зло даже в душе ее тетки.
Озарение пришло к ней неожиданно, она поняла, что задумала Дирка и как ей самой следует поступить сейчас. На цыпочках подкравшись к двери, Сондра услышала только хриплое дыхание охранника. Сондра постучала.
– Отойди от двери! – приказал часовой и загремел засовом. Дождавшись, пока Сондра отзовется с противоположного конца комнаты, он отпер дверь и вошел.
– Ну, что случилось? – сердито проворчал он.
– Вот тут немного вина, – Сондра показала на графин. – Я никогда не любила вина, а в открытом графине оно испортится к утру. Может быть, ты выпьешь его?
– Хочешь подкупить меня, а?
– Я не смогла бы помочь ему, даже если бы была свободна.
– Это верно, – кивнул стражник, – ты все понимаешь верно. Трое наших сторожат твоего жениха днем и ночью, и тут уж никому не удастся его спасти.
Сондра казалась убитой горем, и стражник, похлопав ее по руке, забрал графин с вином и стакан.
– Я тоже ничего не смог бы поделать, дочка, – сказал он, – в моих силах – только прочесть молитву, чтобы боги оказались милостивее к нему, чем наши деревенские старейшины.
– Спасибо, – прошептала Сондра, глядя в пол и вытирая глаза кончиком салфетки.
Когда стражник вышел, тщательно заперев за собой дверь, Сондра уселась на полу, прислонившись затылком к двери, чтобы слышать все, что происходило в холле. Выпив вино, стражник сначала сонно задышал, потом громко захрапел. Его храп становился все тише, тише, и внезапно оборвался.
Сондра вскочила на ноги и схватила ложку. Ставни второго этажа были сделаны из мягкого дерева, и петли держались на них непрочно. Теперь, когда никто не мог ее услышать, Сондра принялась за работу. Наконец ей удалось освободить один ставень.
Она лишь чуть-чуть приоткрыла окно, чтобы выглянуть в темноту. На деревенской площади горели факелы. Несколько мужчин трудились в самой ее середине, вычищая и углубляя яму для костра, сгребая в сторону снег, чтобы освободить место для танцев. «Сколько из жителей деревни смогут петь праздничные песни и танцевать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100