- Нет.
- Жаль. И почему бы вам не сделать положительную девушку метростроевкой?
- К сожалению, нельзя. Она у меня уже вузовка.
- Простите за нескромный вопрос: какого вуза?
- Медичка. На доктора учится.
- Ага. Можно считать - почти член союза Всемедикосантруд?
- Пожалуй.
- Ну, это ничего себе, сносно. Военных нет?
- Есть один. Артиллерист.
- Академик?
- Нет. Строевой.
- А его нельзя сделать академиком?
- В сущности, конечно, можно, но...
- Тогда пусть лучше будет академиком. Ладно? Трамвайщиков нет?
- Нет.
- Строительных рабочих нет?
- Нет.
- Профессоров нет?
- Профессора есть.
- Сколько?
- Два.
- Положительный и отрицательный?
- Верно! Откуда вы догадались?
- Милый! Не зря деньги получаю. Симпатичная старушка, домашняя работница, найдется?.. Нету? Очень жаль. А соседка с флюсом?.. Тоже нет? Вы меня огорчаете. Что же у вас есть?
- Есть бывшая монашка. Делает стеганые одеяла.
- Пьет потихоньку водку?
- Откуда вы знаете?!
- Дорогой мой!! Ну-с, значит, так сказать, все. Будьте здоровы!
- Когда прикажете зайти? Недельки через две?
- Что вы! Приходите месяца через четыре.
- Через четыре месяца!!
- Ну да. Что вас удивляет?
- Через четыре месяца за ответом?
- Ох, дорогой мой, какой вы трудный человек! Не за ответом, а на общественный просмотр.
- А за ответом?
- Какой может быть ответ? Ответ обыкновенный: ваша пьеса принята, будет поставлена и пройдет двести сорок пять раз с аншлагами. Поздравляю вас!
- Вы ж еще ее не читали!
- И читать не желаю.
- Откуда ж вы знаете, что она пройдет с успехом?
- А я вам не говорил, что пройдет с успехом.
- Позвольте! Двести сорок пять раз с аншлагом...
- Вот именно. Тридцать пять вечерних абонементов, двадцать два утренних, пятьдесят проданных спектаклей для Пролетстуда, двадцать - для трамвайщиков, семнадцать - для бетонщиков, тридцать четыре - для Медикосантруда, пять - для Военной академии.
- Виноват, я вас перебью. А если бетонщики не захотят?
- Не захотят? Дитя!.. Плакать будут, а захотят. Ну, простите, мне надо еще в Центральную театральную кассу съездить, подписать договор на продажу двухсот спектаклей "Волки и пчелки".
- Разве у вас идут "Волки и пчелки"?
- Через два года поставим.
- А вдруг выйдет плохо?
- Ребенок! Там, где есть плановое распределение билетов, не бывает плохих спектаклей. Заметьте себе. Ну, пока!
Через два года молодой, но уже довольно известный драматург снял бобровую шубу и лихо вошел в кабинет директора театра.
- Получите новую пьесу. Ромуальд Федорович в восторге. Пятнадцать женских, десять мужских, двенадцать положительных, тринадцать отрицательных, пять метростроевцев, шесть трамвайщиков, семь бетонщиков, три профессора, масса забавных старушек, студенты, члены состоятельных профсоюзов, музыка, три действия... За триста спектаклей ручаюсь.
- Приходите через две недели.
- Неужели успеете?
- А почему ж нет? Пьеска небольшая. Пятьдесят страниц. В день по три странички...
- Я думал, вы уже хотите через две недели поставить.
- Что вы, милый! Прочитать сперва надо.
- Зачем же читать, когда и так все ясно? Ромуальду Федоровичу нравится...
- Ну, так пусть Ромуальд Федорович и ставит, если ему нравится. А мне надо, чтобы публике понравилось. А то мы прогорим!
- Зачем же публике чтобы нравилось? При чем здесь публика? И так пойдет. Профессоров пригонят, бетонщиков пригонят, Пролетстуд пригонят...
- Увы!
- Что увы?
- Увы!
- Вы меня пугаете. Что случилось?
- Только через кассу.
- Что через кассу?
- Билеты, дорогой мой, билеты.
- А если публика на мою пьесу не захочет покупать билетов?
- Вот в этом-то и штука.
- Как же быть?
- Писать пьесу, чтоб понравилась публике.
- Легко сказать!
- Вот именно - легко сказать.
- Гм... Вы меня просто убили. Так, значит, я зайду за ответом через две недели. А если пьеса будет... не совсем... так сказать, недостаточно... гм...
- Тогда не возьмем. Плохую пьесу не возьмем.
Драматург шел по улице и, криво улыбаясь, шептал:
- Подавай им хорошую пьесу! Ишь ты! "Плохую, говорят, не возьмем". Буквально какой-то парадокс! Кто бы поверил! И главное - когда? На восемнадцатом году революции! Чудовищно!
1935
МОНОЛОГ МАДАМ ФИСАКОВОЙ
(Небольшая комната в бывшей так называемой барской квартире. Масса всякого старорежимного барахла эпохи процветания российского капитализма: немножко "модерн", немножко "рококо", немножко "рюс" с оттенком нижегородской ярмарки и ресторана "Яр". На всем отпечаток былого великолепия. Мадам Фисакова, женщина того возраста, о котором уже не спрашивают даже из деликатности, примеряет платье своей новой заказчице, жене молодого советского поэта. Жена поэта ужасно стесняется. Она первый раз в жизни шьет себе платье у такой известной портнихи. Мадам Фисакова во время примерки занимает заказчицу великосветскими разговорами.)
- Стало быть, ваш супруг - поэт? Очень приятно. Будьте такие добренькие, немножко повернитесь. Так. Здесь мы сделаем, если вы не возражаете, небольшой вырез. Теперь разрешите, я пока рукавчики приколю булавочками. Под мышками не жмет?.. Мерси. Пожалуйста, немножко пройдитесь посмотрим линию. Что? Мало места, чтоб пройтись? Ничего, ничего! Пройдитесь от этой тумбочки до этого столика. Вполне достаточно. Ничего не поделаешь, приходится жить в тесноте, да не в обиде. Вы знаете, до революции я занимала всю эту квартиру. Сто двадцать рублей в месяц. Прелестная квартира была. Вы не слышали такое имя - Зенон Зенонович Котята?.. Нет? Очень жалко. Это старинная русская фамилия. Видите ли, покойный Зенон Зенонович Котята был моим, так сказать, неофициальным мужем. Впрочем, вы, молодежь, этого не испытывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125