Он их всех обманывал. Он помнил то, чего никто из них не вспомнит, потому что вспомнить это невозможно. Потому что у нормального человека жизнь только одна. Так ему, нормальному, кажется.Константин затормозил у светофора, и по переходу хлынули люди. Худенькая старушка с двумя собачками на длинных поводках дошла до середины мостовой и, обернувшись назад, застыла. Ее толкали со всех сторон, собаки тявкали и носились вокруг, но она почему-то не двигалась.Загорелся зеленый; Константин аккуратно объехал старуху и, ничего не сказав, направил машину дальше. Слева на улице кто-то истошно заорал — так что вопль проник сквозь звукоизоляцию «Форда» и вцепился прямо в душу.Виктор посмотрел в зеркало — кричал рыжий подросток лет двенадцати. Кричал без всякой видимой причины. Его можно было принять за больного — многие, вероятно, так и сделают. Потом они придут домой и будут подниматься пешком, потому что лифты уже не работают. И они не смогут умыться. А потом они не узнают своих квартир, не узнают своих жен и детей — и это будет гораздо страшнее. Хотя некоторые, наверное, не успеют. Ракетный удар застанет их еще на улице — спокойных, изнывающих от жары...— Взбодрись, — бросил Константин.Мухин повернулся и увидел фляжку с коньяком — уже почти пустую. Он скорчился, но допил и положил бутылку под сиденье.— Как попробовать? — спросил он.— О чем ты?— Ты сказал: «надо попробовать». Что пробовать и как? — произнес он с ударением.— Спасти... — молвил Константин. — Всех этих придурков и хотя бы один слой. Ну и себя заодно. Чтоб было где жить, вот и все.— Желательно хорошо, — добавил Виктор.— Что?..— Жить, говорю, лучше хорошо, чем плохо.— А... Да... — рассеянно откликнулся Константин.— Так как же? — повторил Мухин. — Как спасти-то? Разве можно это остановить?— Можно создать систему власти, при которой судьба мира будет зависеть не от большинства психов, а от небольшой группы...— Диктатура?— ...от тех, кто не станет отдавать преступных приказов, — терпеливо продолжал Константин. — От тех, кто не будет искать крайнего, кто сумеет организовать безумствующий сброд в подобие общества и начнет работать — сразу, как только пройдет волна. А она пройдет везде, это вопрос времени.— Мародеров — к стенке... Так?— Не-ет, пусть лучше грабят!.. К теме гуманизма вернемся, когда ты своими глазами увидишь, как банда отморозков врывается к тебе домой. А ты увидишь. Это повсюду, где мы с Америкой не закидали друг друга бомбами. Сначала мародеры берут деньги и золото. Через два дня это уже ничего не стоит, и они приходят за жратвой. А к февралю в твоей квартире не остается ни стула, ни носка, ни книжки. Это все сгорает в буржуйках и бочках. И не дай тебе бог иметь красивую жену...Константин привез Мухина на Воробьевы горы, прямо на смотровую площадку. Замысел был вполне ясен: центр Москвы, единственное, на что стоит смотреть, открывался отсюда весь. Справа скрипел и пошатывался на ветру заброшенный трамплин, за ним над рекой пугал ржавчиной давно списанный метромост, но впереди, за громадной миской стадиона, разворачивалась панорама поистине фантастическая.Шпили сталинских высоток, повернутая шеренга Арбата, кое-где прогалы площадей и дома, дома, дома... Обычные, но разные. Дома с людьми. Дома без электричества и воды. Предназначенные под снос — сразу все, без разбора, без права обжалования. Луковицы куполов рассыпали блики, и Виктору чудилось, что они посылают солнечные зайчики именно ему — как напоминание о неведомой вине.Опираясь на Константина, Мухин доплелся до парапета и встал за лотком с сувенирами. Он глубоко вдохнул — разбитые десны захолодило, из подсохшей губы снова потекла кровь, но отвлекаться на это не хотелось. Скоро все пройдет...— Лейтенант! — окликнул их какой-то мужчина в штатском и, приблизившись, сверкнул удостоверением. — Зачем ты это мясо сюда приволок? — спросил он, трогая Виктора за рубашку. — Тут иностранцы, а ты с этим... Да еще со стволом! Чешите отсюда оба.Он не успел договорить, как рядом с ними затормозил лобастый, ярко раскрашенный автобус. Передняя дверь сложилась, и из сумрачного салона поперли полуголые люди.— Что тебе непонятно, лейтенант? — проскрежетал мужчина.Загорелые туристы с приросшими «чи-из» окружили столы и принялись рассматривать ложки-матрешки. Некоторые, проигнорировав сувениры, заклацали фотоаппаратами. Говорили вроде по-английски, но слов Мухин почти не разбирал. Такому английскому его в школе не учили.Какая-то сердобольная дама лет тридцати-пятидесяти сунула ему в ладонь мятую бумажку.— Мерси... — брякнул Виктор.— Never mind. Be happy! — ответила она, не переставая улыбаться.Дама сделала три шага к автобусу, но вдруг застыла и, беспокойно ощупав свое тело, выпалила:— Че за херня?!Мухин медленно скатал доллар в шарик и щелчком, словно окурок, запустил его через парапет.— С прибытием, гражданочка, — кивнул Константин.Будто по сигналу, иностранцы умолкли и, недоуменно озираясь, раскрыли рты. От «чиза» не осталось и следа. Люди с подозрением приглядывались к себе и другим, к автобусу, зданию МГУ и ко всей Москве — пока еще не тронутой. Какая-то девочка вскарабкалась на мраморную тумбу и, присев от натуги, завизжала. Синхронно с ней заголосили несколько женщин и милый веснушчатый старик.Мужик в штатском испуганно полез за сотовым.— Кажись, наши боеголовки уже долетели, — сказал Константин.—А с этими что делать, с ковбоями? — спросил Мухин. — Вы и в Америке свою власть установите? Им-то кто помешает ракеты запустить?— Наверно, президент США, кто еще...Виктор расхохотался. Константин засмеялся вместе с ним и, сняв с плеча автомат, зашвырнул его в кусты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20