— А что рассказывать-то?— Как до жизни такой докатился.— А какая у меня жизнь?.. — недоуменно произнес Мухин. Пожалуй, чересчур недоуменно.— Работка твоя меня беспокоит, — молвил Немаляев, неторопливо раскладывая на тарелке нарезанную колбасу.— Ну-у, это... актером хотел быть. Пока не получилось — оператором,.. Не пойму, в чем ваши претензии, Сан Саныч.— Не поймет он!.. Каким оператором, Витя? Каким, дорогой ты мой?! На студии «Дубль 69»? Порнуху снимаешь!В первую секунду Мухин принял это за юмор. Такая встреча, почти теплая, и вдруг на тебе... жизни учат. Срамят. Виктору не очень нравилось его занятие, возможно, сюда он пришел еще и поэтому, но обсуждать свою жизнь с посторонними он не собирался.— Я сам имею право! И выбирать, и все такое...— Имеешь, имеешь... Вот ты и выбрал... Грязный порнограф, почти алкоголик, почти наркоман. На все имеешь право, а как же! От триппера сколько раз лечился? Наверно, и сам не помнишь? Восемнадцать раз! — Немаляев воздел к потолку палец. — Презервативы для кого выпускают? Для меня, что ли?!— Так... — проронил Виктор. — До свидания. Сан Саныч.— Стой. Обратный путь всегда длиннее, не забывай об этом.— Боюсь, шпана тачку разует.— О твоем «Мерседесе» уже позаботились, — сказал Константин. — Да и что с него взять? Семьдесят четвертый год выпуска, бился несчетно, трижды угнан и перепродан, на кузове номера вообще нет.— Та-ак... — Мухину даже стало интересно. — Что еще ковырнули?— Уж поковырялись, — заверил Немаляев. — Нас здесь слишком мало, как же не поковыряться-то?— Кого мало? — не понял Мухин. — Кого «вас»?— Перекинутых, — коротко ответил Константин. — Тех, кто помнит, кем он был до смерти. Или хотя бы помнит, что он вообще был.— Значит, вы вдвоем плюс тот, который меня на улице встретил...— Нет-нет, он просто охранник.— Из братков?— Его Шибанов прислал. Не одного, естественно, а Целую группу. Их тут двенадцать человек сшивается.— А Шибанов — он кто?Константин налил чай и внимательно посмотрел на Мухина.— Проснись, ты уже не ботаник. Ты уже здесь. Или у тебя провалы?Никаких провалов у Виктора не было. Ему пришлось лишь немного сосредоточиться, чтобы отделить опыт нынешней жизни от опыта прошлых. Разумеется, он знал, кто такой Шибанов. Не знать фамилию Председателя Госбеза было бы в высшей степени странно.— Тот самый? И он... перекинутый? Во подфартило человеку!— Да уж, не как тебе.— А Петра вы посчитали?— Какого Петра? — насупился Немаляев.— Еремина, какого еще! — ответил за Мухина Константин. — И он до тебя добрался...— Фамилию он не называл. Так Петр не с вами? Ну и ладно. Это же он меня... вчера, прямо в лицо.— Что «в лицо»?— Выстрелил.— Ясно, — проронил Немаляев равнодушно. — То-то быстро ты здесь очутился.— Сволочь, — беззлобно поддакнул Константин.— А это правда, что ты его... убил?— Правда. Так уж тогда сложилось.— Обстоятельства, да?.. — сказал Мухин. — А ты? Ты-то здесь кто? Звезда Голливуда? Проповедник?— Ну, я... Меня, по идее, здесь уже нет. Расстреляли два месяца назад.— Чего-о?..— Привели приговор в исполнение.— У нас же мораторий.— Для меня сделали исключение. Они сочли, что я особый случай. В принципе, согласен, — сказал Константин, складывая на хлебе пирамидку из ветчины. — Я особый, да.—Два месяца?... — нахмурился Виктор. — Подожди... В апреле, десятого числа, кажется...— Двенадцатого, — уточнил он. — На День космонавтики.— Казнили... как его?.. Рогова?— Роговцева, — поправил Константин. — То есть меня. Но казнили только для общественности. Сан Саныч к тому времени уже Шибанова привлек, тот и посодействовал. Мало, что ли, в моргах похожих трупешников?— Так ты... — начал было Мухин, но замолчал. Он совсем растерялся. Только что его упрекали в безнравственности... Хард-эротика — дело, конечно, неблаговидное, особенно когда знаешь, как это снимается. В шезлонге, сверкая сокровищами, курит отстрелявшийся актер, рядом готовится, озабоченно нюхая подмышки, актриса, перед камерой на ковре разворачивается жгучая сцена, а режиссер кричит что-нибудь вроде: «Машка, не халтурь! Славик! Пошел оргазм!» И все стонут, и в павильоне пахнет черт-те чем, а в затылок жарят софиты, и ты сам преешь, как свинья, и, насмотревшись, ничего уже не хочешь — на неделю вперед.Но это — кино, то бишь искусство. Маньяк Роговцев убивал по-настоящему.— Лично я никого не убивал, — ответил Константин. — Здесь — никого. Меня как раз во время суда перекинуло, когда уже приговор зачитывали. Дикция у судьи хорошая, все было так торжественно... А в конце — «в связи с особой тяжестью преступления... и невозможностью исправления... и в виде исключения...» короче, мажем лобик зеленкой. На помилование подавать бесполезно, потому что среди жертв чудного парня Кости Роговцева числилась первая любовь какого-то туза из правительства. Я тут даже дорогу на красный свет перейти не успел, а мне — пожалуйте: четырнадцать доказанных эпизодов. Вот так... Тела нашли, головы тоже нашли, хотя и не все. Что еще нужно?— Веселое дело... — проронил Виктор. — А вы. Сан Саныч? Если не секрет.— У меня все просто, — ответил Немаляев, двигая к нему тарелку с колбасой. — Кушай, что ты не кушаешь? У меня... проще не бывает. Один неумный пенсионер решил сделаться коммерсантом. Для начала взял кредит под залог квартиры... Собственно, на этом все. Когда меня сюда перекинуло, я жил на улице. Это было в начале марта, снег еще не растаял.— Ну и... какого же дьявола?.. — вскинулся Мухин, закипая. — Вам голые сиськи не нравятся? Моя жизнь вам не нравится?! Сами-то вы кто? Маньяк-убийца!.. Бомж!..— "Бомж" здесь не говорят, Витя, — спокойно возразил Немаляев. — Здесь говорят «бич».— Ахда... И что?..— Насчет сисек ты ошибаешься, — сказал Константин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20