А может, она стоит того, его идея?
Никогда прежде не было у Николая Берлева сомнений: чему учили в
школе, тому и верил, в армии - тоже верил. Дай как не верить: ему,
простому сельскому пареньку с Дона, довелось нести службу на посту N 1, у
Мавзолея Ленина и Сталина. В 59-м стоял, в 60-м. Каждый день офицеры
твердили о том, какая это высокая честь - охранять тела вождей. Но грянул
1961-й, XXII съезд партии, и оказалось, что охранял он вовсе не вождя, а
кровавого тирана. О, теперь на политзанятиях в их роте офицеры говорили
совсем другое!
И Берлев больше не верил. Не только офицерам, говорившим сначала
одно, потом другое. Он не верил никому. Вспоминал, как в их карауле
случилось ЧП: кто-то из посетителей пронес и бросил в сталинский саркофаг
булыжник. Нарушителя скрутили. Как ненавидел часовой, Николай Берлев того
человека, который посмел поднять руку на, как казалось тогда, святое! А
может, это был сын невинно расстрелянного или замученного в сталинских
лагерях?
Поэтому прежде, чем ненавидеть, он хотел понять. Правда, такое не
всегда удается. Помнится, когда пришло время перезахоронить Сталина,
поразил его не мертвый тиран, для которого Николай с товарищами по роте
рыл могилу, а живой его соратник, Анастас Микоян. Тот отказался даже войти
в Мавзолей, проститься с вчерашним кумиром. Лишь махнул рукой. Солдаты
срезали маршальские погоны, золоченые пуговицы, сняли звезду Героя,
вынесли труп и закопали. Не было ни дальних, ни близких родственников
Сталина. Присутствовали комендант Мавзолея, дежурные офицеры, да вот они -
солдаты кремлевского полка. Той же ночью имя "Сталин" на Мавзолее заложили
плитой ДСП и закрепили клеенку, под цвет мавзолейного мрамора. Теперь на
плите читалось одно имя вместо привычных двух. Солдат отпустили в казарму.
Берлев тогда ворочался всю ночь: хотелось спать и никак не уснуть.
Опять привиделся Микоян, небрежный взмах руки, словно хоронили не
человека, с кем Анастас Иванович прошел революцию, гражданскую войну и до
самой смерти был рядом, а так, никому неизвестного бродягу. Неужто только
теперь у Микояна, как у двадцатилетнего сержанта Коли Берлева, открылись
глаза? Разве он раньше ничего не знал? Или знать не хотел, боялся?
Вот и сейчас Берлеву говорили, что Буковский просто псих,
ненормальный. А завтра скажут наоборот, как тогда, в 61-м?
От раздумий его оторвал голос Ивона.
- Подлетаем, - сказал он, и в ту же секунду качнулся и вздыбился
горизонт огней за иллюминатором. Самолет заходил на посадку.
Не успели пилоты заглушить двигатели, как у трапа тормознула "скорая
помощь" - шикарный "мерседес", весь в мигающих огнях. С борта самолета
перенесли в машину больного мальчишку. "Мерседес" взвыл сиреной и рванул
на выезд из аэропорта.
Лайнер был окружен вооруженными швейцарскими полицейскими. Ивон
прикинул: человек семьдесят, не меньше.
- Многовато что-то, Дмитрий, - наклонился он к Леденеву.
- Уважают, Роберт Петрович, - мрачно пошутил тот.
- Кого? Нас или Буковского?
Леденев не ответил: к самолету через летное поле приближался огромный
автомобиль. Такие машины приходилось видеть лишь в заграничном кино.
Сверкая черными сияющими боками, он резко затормозил.
- Ну вот и Корвалан, - сказал с облегчением Ивон, узнав среди
покинувших машину генерального секретаря и его жену. Теперь оставалось
проводить Буковского. Однако тот отказался выходить из самолета.
- Это же американцы! Мы хотим в Швейцарию, а не в Америку. Я
протестую...
Корвалан с женой уже поднялся в самолет, в передний салон, а
Буковский не соглашался покидать борт.
Внизу у трапа произошло замешательство: Корвалан в самолете, а
Буковского нет. Люди, приехавшие в лимузине, выхватывают автоматы и
окружают Дмитрия Леденена: "Господин Буковский! Господин Буковский!"
Леденев отбивается, пытаясь жестами объяснить, что он не тот, за кого
его принимают.
Через командира корабля Ивон связывается с центром: Корвалана
забрали, а Буковский выходить не хочет, оба на борту, что делать? Говорят,
когда сообщили Андропову, он долго смеялся: опять "голоса" поднимут вой:
вероломный Кремль обманул доверчивых американцев.
Было приказано успокоить Буковского и передать, что все идет строго в
соответствии с договоренностью. Насилу удалось убедить. Наконец, он с
родственниками покинул борт самолета, блокада была снята, люди с оружием
исчезли. Поступил приказ: "На взлет!"
Командир экипажа сообщил: летим в Минск. Теперь заволновался
Корвалан. Поначалу думали, что беспокойство связано с изменением маршрута,
оказалось, дело в другом. Советское руководство приняло решение: после
обмена в течение суток никаких заявлений не делать. Но Корвалан возражал:
"Как же так, исчез, а куда?" Доложили в Москву. Вскоре было дано "добро" и
Корвалан с борта самолета сделал заявление для печати.
В полете Берлев передал ему фотографию из журнала "Советский экран",
где генеральный секретарь был изображен в национальной одежде, попросил
автограф. Корвалан с удивлением рассматривал фото, потом написал несколько
слов для Николая Васильевича.
В Минске они доставили Корвалана по назначенному адресу и поездом
возвратились в столицу. На Белорусском вокзале их встречал генерал
Бесчастнов.

Особая палка КГБ. Секретно. Экз. ед.
"28 марта 1979 года в 14.30 неизвестный гражданин в сопровождении
второго секретаря посольства США Р.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91