Сразу же после объявления состава группы ребята стали помогать
подгонять нам бронежилеты, вооружение. Здесь же, в самолете, обсудили
первоначальный план действий, потом руководство собрало группу захвата,
уточнили некоторые детали.
Когда мы прилетели в Тбилиси, все силы уже были приведены в
готовность по плану "Набат". Аэропорт оцепили войска. Погода - хуже не
придумаешь: дождь, промозглый ветер, градуса два-три тепла. Темно.
Вошли в здание аэропорта в касках, в экипировке, с кейсами. Вокруг
полно людей, все таращат на нас глаза. Ведь в ту пору о группе не писали
ни слова, сверхсекретность. Мы тоже ни с кем не разговариваем, не
общаемся...
18 ноября 1983 года. Тбилисский аэропорт. Арушан ГЕВОРКЯН, авиатехник
по самолетам и двигателям Ту-134 Тбилисского авиапредприятия:
- Ночью, где-то между 23.00 и 24.00 у меня состоялся разговор с
командиром 347-го летного отряда Григолашвили. Он попросил: надо пойти на
захваченный самолет, помочь раненым и выполнить некоторые технические
работы. Сказал, что это дело добровольное и связано оно с риском. Я
согласился.
Меня отвели в комнату особого отдела. Там были председатель КГБ
Грузии генерал Инаури, офицеры спецподразделения, еще какие-то люди.
Мне сказали, что надо помочь раненому флагштурману Шабартяну,
подключить электропитание и выполнить работы, необходимые для слива
топлива с самолета.
На машине поехали к стоянке самолета: я, начальник управления
Кадзаная и три милиционера. Подошли к самолету. Кадзаная начал переговоры
с угонщиками. Они требовали дать свет в салон и заправитьлайнер. Кадзаная
сказал, что для этого нужно пропустить техника в кабину.
Бандиты потребовали, чтобы я разделся догола у них на виду. Пришлось
подчиниться.
На аэродроме ветер, дождь, замерз, заледенел. А они стоят на том,
чтобы я прошел в кабину через салон. С трудом удалось объяснить, что дверь
в кабину заперта и из салона ее не открыть. Согласились. По аварийному
канату я влез наверх, протиснулся в кабину. Вытолкнуть в форточку
Шабартяна не удалось, он был полный мужчина.
Включил аккумуляторы, преобразователи тока, в общем, сделал все
необходимое для слива топлива. Пока работал - бандиты из салона ломились,
просили открыть дверь, сулили миллионы. Потом стали угрожать. Я не
отвечал.
Закончил ремонт, спустился обратно по канату. В это время один из
милиционеров отвлекал их разговорами. Когда я спрыгнул, он сказал: "Беги".
Все время, пока бежал, милиционер (он был в бронежилете), закрывал меня
своим телом. Добежал. Оделся. Рассказал о том, что видел и слышал.
Под утро узнал, что спецподразделение быстро и умело обезвредило
террористов.
В. ДЕМИДКИН:
- В аэропорту нам дали возможность потренироваться на запасном
самолете. Все-таки волнение было - до сих пор мы работали на учебных
машинах, а тут реальный самолет, настоящие убийцы, жертвы.
После тренировки началось самое неприятное время: время ожидания. В
здании аэропорта нам отвели несколько комнат, периодически их покидали и
выдвигались к самолету. Потом вновь уходили, прятались за ангаром, за
грузовиками. Ждали. И так в течение всей ночи. В это время штаб по
чрезвычайному происшествию вел переговоры с террористами.В зависимости
отнакала этих переговоров и действовали. Они агрессивней - мы ближе к
самолету.
Там я впервые понял состояние солдата на фронте перед атакой. Его не
передать словами...
Видимо, террористы нас все-таки заметили. Дело в том, что самолет
освещался прожекторами, и делалось это весьма неудачно: наши тени были
видны из иллюминаторов. На ломаном русском языке звучали угрозы, мол,
уходите отсюда, иначе всех взорвем. Потом вдруг слышу: что-то упало нам
под ноги. Невольно весь сжался - ни бежать, ни падать нельзя. К счастью,
это оказалась не граната, а оторванная телефонная трубка.
Минуты текут, волнение нарастает, промозглый ветер с дождем, кажется,
протыкает ледяными иглами каждую косточку. Вокруг темнота, где-то вдалеке
горы. О них я судил по огонькам селений, да по фарам машины, которая
петляла по горной дороге. Луч ее то утыкался в скалу, то шарил по небу,
словно прожектор. Подумалось: увижу ли я еще раз эту ночную картину?
Вспомнились семья, жена. Моему ребенку исполнился год, один месяц и один
день. Увижу ли я своего малыша, когда ему будет год, месяц и два дня?
Но в следующее мгновение раздался плач ребенка из салона самолета, и
мысли о семье ушли. Теперь все силы души были отданы операции: не отстать,
не споткнуться, не испортить дело.
И. ОРЕХОВ:
- Посадка самолета была очень жесткой, и при ударе о
взлетнопосадочную полосу один из люков вывалился на крыло. Террористы его
приподняли, прислонили. Этот люк мог в любую минуту упасть сам или его
могли открыть бандиты. Теперь представьте, как "приятно" лежать у этого
люка. Не успеешь ахнуть, как получишь пулю. Но такая уж, видимо, у меня
судьба, по боевому расчету мне достался именно этот люк.
Когда была дана команда готовиться к штурму, заняли свои места на
самолете. Не - в самолете, а - на самолете. Ползешь и каждую заклепку
чувствуешь. И все-таки качание машины, видимо, было. Из салона раздались
крики: "Не вздумайте штурмовать! Всех перестреляем!"
Теперь, с годами, когда анализируешь свои действия, понимаешь:
помогло то, что наше отделение в ходе учебных занятий так много внимания
уделяло тренировкам на борту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91