Когда этой ночью я подъезжал к твоему
дому, я услышал в темноте, что какие-то люди ломают твою дверь. Я бросил им
свой боевой клич, напал на них, ранил троих, одному отсек ухо, и грабители
побежали, не оглядываясь.
- Так это ты заревел, как раненый зверь? Ученый смотрел удивленными
глазам? на скромно сидевшего юношу:
- Как же после этой схватки ты решаешься оставаться здесь? Ведь убежавшие
были монголы; они пожалуются своему начальнику на тебя, а заодно и на меня,
и он пошлет целый отряд, чтобы схватить нас обоих. Монголы придумают тебе
мучительную казнь за то, что ты осмелился поднять меч против этих новых
владык вселенной. Нам нужно немедленно бежать... Ты, молодой и сильный,
сможешь убежать, а как убежать мне, старому и слабому?
Арапша встал и показал на плеть, висевшую на поясе:
- Вот все, что осталось от моего коня! Без коня я тоже далеко не уйду.
Все же лучше выбраться подальше от этого места, чем сидеть, ожидая казни.
Хотя ты и слаб, почтенный Хаджи Рахим, но, как дервиш, ты привык скитаться
по дальним дорогам. Пойдем отсюда в степь и укроемся у кочевников. Кто
сидит на месте, к тому подбирается скорпион несчастья.
- Ты говоришь, как истинный воин,- сказал факих.- Я ухожу с тобой, чтобы
не попасть снова в железную клетку.
Он снял со стены фонарь и тыквенную бутылку и привесил их к поясу. Вместо
белого талейсана он надвинул на голову колпак дервиша с белой повязкой
паломника-хаджи. Достал длинный посох, всунул ноги в старые туфли и
остановился посреди хижины:
- Я готов отправиться на конец вселенной. Я в жизни никому не сделал зла,
а между тем многие годы мне приходилось скитаться, точно преступнику...
Теперь снова начнется полоса скитаний... Моего старого плаща нет...
Придется надеть одежду, которую оставил ночной гость... Факих поднял синий
монгольский чапан:
- Никогда у меня не было такой красивой одежды с такими пуговицами из
шести красных камней, похожих на драгоценные рубины... Я здесь бросаю все!
Мне только жаль оставить написанную мною книгу о необычайных событиях,
пережитых Хорезмом во время нашествия краснобородого Чингизхана!
- Подожди горевать! - Арапша почтительно взял руку Хаджи Рахима и провел
ею по своим глазам в знак того, что с этого времени он добровольно делается
его мюридом.
- Позволь мне отныне стать твоим учеником, следовать всюду вместе с тобой
и взять с собой книгу, о которой ты говоришь. Я спрячу ее в дорожную сумку.
- Ты это хорошо сказал! - Факих передал Арапше большую книгу в кожаном
переплете и медную коробочку-пенал для письма. Печальным взором он окинул
хижину, в которой провел несколько лет.- Теперь скорее вперед!
Оба вышли из хижины. Хаджи Рахим заложил дверь деревянным засовом.
- Акбай! Поди сюда! - крикнул он собаке.- Ты будешь сторожить наш дом.
Твой хозяин едва ли сюда вернется! Старый белый пес покорно улегся на
пороге хижины и, подняв голову, недоумевая, смотрел красными глазами вслед
двум путникам, быстро уходившим по тропинке в сторону пустынной степи.
Глава пятая
МОНГОЛЫ СОБИРАЮТСЯ В ПОХОД
Сила и дисциплина были настолько
необыкновенны в явившемся в нашу страну
татарском, войске, что, каталось, оно могло
покорить весь мир.
Китайский летописец XIII века.
Давно, со времени монгольского нашествия, мирный город Сыгнак не видел в
своих узких переулках столько верблюжьих караванов, столько скачущих во все
стороны всадников и торопливо шагающих жителей. Все спешили узнать,
насколько верны прилетевшие из степи слухи о великом походе на Запад,
задуманном монголами.
Волновавшаяся толпа сразу замолкала и расступалась, когда из переулков
выезжали группы монгольских воинов, безбородых, похожих на угрюмых старых
женщин, С неподвижными, смуглыми от загара и грязи лицами монголы ехали на
небольших, злых, храпевших конях, не сдерживая их перед толпой. Они били
наотмашь в обе стороны плетьми, стегая по головам зазевавшихся.
Все они направлялись на главную базарную площадь. Там за высокой аркой из
цветных изразцов находился дворец правителя области, знатного внука
Чингизова, Тангкут-хана. Монголы располагались на площади отдельными
кругами, привязав к поясу поводья своих коней. Они тут же разводили костры,
для чего выламывали ворота, калитки и рубили деревья ближайших садов. Они
входили, невозмутимые и гордые, в дома горожан, забирали хлеб и все, что
попадалось под руку. Усевшись вокруг костров, они ели похлебку из мяса с
жареным просом, вскипяченную в котлах и приправленную салом и молоком.
Это были передовые тургауды одиннадцати монгольских царевичей-чингизидов,
прибывших в Сыгнак из своих далеких восточных кочевий. Главное
монголо-татарское войско спешно шло за ними следом. Его ждали со дня на
день.
Население Сыгнака трепетало перед монгольскими воинами и безмолвно
отдавало им все, на что они устремляли свои раскосые глаза. Все еще слишком
хорошо помнили бывшее пятнадцать лет тому назад вторжение страшного
Чингиз-хана. Вся страна была в пламени горящих городов и селений, толпы
обезумевших жителей бежали по дорогам. Монгольские воины избивали мирное
население, угоняли ремесленников в рабство в далекую Монголию, а женщин и
детей делили между собой, как законную добычу, как двуногую скотину.
Но резня затихла, монгольские отряды ушли обратно на восток. Жители,
прятавшиеся в горах и болотах, постепенно возвратились к своим разрушенным
жилищам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21