Вскоре Рис был единственным, кроме самого Сэма Роффа, кто досконально знал
всю подноготную системы управления фирмой. Он стал реальным претендентом
на пост ее президента. Однажды утром, когда Рис и Сэм Рофф возвращались из
Каракаса на борту специально оборудованного роскошного "Боинга 707-320",
одного из восьми воздушных кораблей, принадлежавших фирме, Сэм Рофф
похвалил Риса за мастерски провернутую им выгодную для фирмы сделку с
правительством Венесуэлы.
- Тебя ждут солидные комиссионные за это дело, Рис.
- Мне не нужно никаких комиссионных, Сэм, - проговорил Рис. - Я бы
предпочел выкупить у фирмы пакет акций и получить место в Совете
директоров.
Оба они знали, что он заслужил это. Но Сэм сказал:
- Прости, но не в моих силах менять правила. "Рофф и сыновья" -
частная фирма. И никто кроме членов семьи не может заседать в Совете или
держать пакет акций.
Рис, конечно, знал об этом. Не входя в Совет, он, однако, был обязан
присутствовать на всех его заседаниях. Сэм Рофф являлся единственным
наследником мужского пола. Остальные члены семьи Роффов были женщинами. В
Совет директоров входили их мужья: Вальтер Гасснер, женатый на Анне Рофф;
Иво Палацци, женатый на Симонетте Рофф; Шарль Мартель, женатый на Элене
Рофф. И сэр Алек Николз, Рофф по материнской линии.
Итак, Рис был поставлен перед выбором. Он знал, что заслужил место в
Совете, что наступит день, когда именно он полностью сосредоточит в своих
руках управление фирмой. Однако сейчас этому препятствуют обстоятельства,
но обстоятельства, как известно, склонны меняться. И Рис решил остаться,
остаться и посмотреть, что из этого получится. Сэм научил его быть
терпеливым. И вот теперь Сэм мертв.

В офисе снова вспыхнул свет. В дверях стоял Хаджиб Кафир. Кафир был
коммерческим директором турецкого филиала "Роффа и сыновей". Небольшого
роста, смуглолицый, он гордился своими бриллиантами и своим толстым
животом, словно они были его послужными наградами. Сейчас у него был
взъерошенный вид наспех одевшегося человека. Значит, все же Софи вытащила
его из ночного клуба.
- Рис! - пустился в объяснения Кафир. - Дорогой мой, прости,
пожалуйста. Откуда мне знать, что ты все еще в Стамбуле. Ты же должен уже
лететь в самолете, а у меня тут подвернулось срочное дело...
- Сядь, Хаджиб. Слушай внимательно. Необходимо послать четыре
шифрограммы по фирменному коду. В четыре разные страны. Доставлены они
должны быть лично адресатам в руки нашими собственными посыльными. Я ясно
излагаю?
- Да, - ответил Кафир, смешавшись, - даже очень ясно.
Рис быстро глянул на циферблат тонких золотых часов на руке.
- Почта в Нью-Сити уже закрыта. Их надо отправить из Йени Постхане
Кад. Через тридцать минут они уже должны быть в пути.
Он протянул Кафиру текст шифрограммы.
- Кто станет обсуждать то, что тут написано, будет тотчас уволен с
работы.
Кафир взглянул на текст, и глаза его расширились.
- Боже мой! - вздохнул он. - Боже мой!
Затем он перевел взгляд на потемневшее лицо Риса.
- Как, как это произошло?
- Несчастный случай, - сказал Рис.
Впервые за все это время Рис позволил своим мыслям обратиться к той,
о ком сознательно не позволял себе думать: к Элизабет Рофф, дочери Сэма.
Сейчас ей двадцать четыре. Когда Рис впервые увидел ее, она была
пятнадцатилетней девушкой, с зубами, стянутыми пластинами, до безумия
застенчива, одинока, безобразно толста, замкнута и воинственно-агрессивна.
Шли годы, и на глазах Риса она преобразилась, унаследовала красоту своей
матери и ум и стойкость духа своего отца. Она очень любила Сэма. Рис
понимал, что смерть для нее - это трагедия. Он должен сам рассказать ей об
этом.
Двумя часами позже Рис Уильямз уже находился над Средиземным морем на
борту одного из реактивных самолетов фирмы, взявшего курс на Нью-Йорк.

2. БЕРЛИН. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 СЕНТЯБРЯ - 10.00
Анна Рофф-Гасснер знала, что не смеет крикнуть еще раз, так как
Вальтер вернется и убьет ее. Она забилась в угол спальни, дрожа всем телом
и ожидая неминуемой смерти. То, что начиналось, как красивая волшебная
сказка, завершилось диким и невыразимым ужасом. Она слишком долго боялась
взглянуть правде в глаза: человек, за которого она вышла замуж, был
маниакальным убийцей.

До встречи с Вальтером Гасснером Анна Рофф никого никогда не любила,
включая мать, отца и самое себя. Росла она хрупким, болезненным, склонным
к обморокам, ребенком. Она не помнила себя вне больницы, без нянек, вне
присмотра докторов, привозимых из различных, порой самых отдаленных стран
света. А так как ее отцом был Антон Рофф из "Роффа и сыновей", к постели
Анны допускались только специалисты с мировым именем. Но осмотрев ее,
проверив анализы и после долгих диспутов разъехавшись по домам, они знали
о ее болезни не больше, чем до своего приезда. Никто так и не смог
правильно поставить диагноз.
Анна не могла посещать школу, как все другие нормальные дети, и со
временем она замкнулась в себе, создав свой собственный мирок, полный
фантазий и грез наяву. И никому туда не было доступа. Картины жизни она
рисовала собственными красками, так как краски реальности были ей
неведомы. Когда Анне исполнилось восемнадцать, головокружения и обмороки
прекратились сами собой так же внезапно, как и начались. Но они успели
оставить мрачный отпечаток в ее жизни. В возрасте, когда многим ее
сверстницам уже надевают на пальчики обручальные кольца, а некоторые уже
даже выходят замуж, она еще ни разу не целовалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17