Ветер дул в спину.
"Живем, мучаем себя, - подумал он, - делим мир на добро и зло, на
врагов и своих, и не понимаем, что это безнадежно. Мир целен, как рези-
новый мячик с красной и синей половинками. Отдели их друг от друга, с
шумом выйдет воздух, жизни не будет. Но мы все же пытаемся отделить,
ликвидацию зла делаем целью жизни. Правильные ли у нас цели? Куда же
приведет нас в конце концов эта безумная нравственная битва?"
Веселок обогнул афишную тумбу и оказался на широкой, хорошо освещен-
ной улице. Но как ни старались гореть фонари, улица была вялой, безжиз-
ненной, ни одного прохожего, кроме Веселка. А он вдруг среди фонарей
разглядел настоящую луну. Узнал и подумал, что сейчас кто-то из его про-
винции тоже смотрит на лунный диск. Там не спутают луну с неоновыми фо-
нарями, там скромные лампы, скромный свет.
Прощай, моя мила провинция. Если твои люди и нехорошо относились ко
мне, что с них взять: люди есть люди! Но прекрасны твои чистые леса, да
и люди еще достаточно наивны, чтобы разделять человека на тело и душу,
они еще не думают о двойственности, не встали на тропу войны.
Безлюдность улицы начала пугать Веселка. Ни машин, ни людей, ни со-
бак, ни музыки из окна жилого дома. Хотя, Веселок был уверен в этом, в
квартирах не бездействовали. Там пили вино, смотрели телевизор, брани-
лись, жили. Но все надежно укрылись от проницательного взгляда Веселка.
Да нет. Неправда! Нет причин, Веселку, наоборот, поверяют свои тайны,
даже интимные. Так почему же улица пуста теперь?
Безлюдье наступает перед началом какого-нибудь людного события. Уж не
явится ли конец света, событие, уже давно обещавшее посетить человечест-
во в самую знойную точку его существования.
"После конца света бывает начало света, когда оживают мертвые и снова
начинают свое горькое существование. Кем приду снова в этот мир? - сми-
ренно подумал Веселок. - Не человеком, только не человеком. Сначала луч-
ше бы деревом, чтобы отдохнуть от проклятой двойственности, яблока раз-
дора дл этого мира".
Вдруг улица почернела от выбегающих из подъездов людей. Захлопали
двери, заскрипели пружины, послышались взволнованные крики людей. Все
бежали в сторону высветившейся церквушки. Перед нею, как помнил Веселок,
была небольшая уютная площадь.
"Куда же бежит народ?" - удивился Веселок. Вскоре все открылось. Муж-
чина, обогнавший Веселка, поскользнулся и упал. Шлепнулся так, что шуба
нараспашку. Ветер подхватил и прижал к стене выпавшую из рук газету.
Веселок осторожно обошел пострадвшего, может, уже мертвого, но одним
больше, одним меньше - толпа не плачет по отдельным личностям. Но Весе-
лок-то вынужден: он нездешний, он не принадлежит толпе. Он так осторожно
обошел мертвеца, что не наступил не только на назойливо распахнувшуюся
шубу, но и на еще более назойливую тень от нее.
На аптечном крылечке, освещенном красной лампочкой, Веселок развер-
нулгазету, прочитал заголовок и грустно улыбнулся. Его догадка подтвер-
дилась: люди бежали казнить еврея.
Измучившись жизнью, запутавшись в истинах, оставшись без хлеба, люди
нашли виноватого.
Заголовки газеты пестрели: Кто виноват? Кто виноват? И категоричные
ответы: Евреи! Евреи! Евреи!
Мы живем впроголодь, наши дети болеют от радиации. Кто-то виноват в
этом, кто-то должен ответить за это? Евреи виноваты в этом, евреи должны
ответить за это!
Веселок посмотрел на бегущий народ. Сколько их, судей, каждый мечтает
принять участие в спектакле под названием "Голгофа", сыграть главные ро-
ли - роли палачей.
Невеселым холодком повеяло на сердце. Сегодня убьют одного, завтра
другого, послезавтра третьего по выбору полоумной фантазии привыкшего
убивать народа.
С тихим презрением глядел он на бегущих. Привычная картина истории:
ату его, ату! "Берегись толпы", - говорил великий стоик.
Какое-то легкое человеческое создание ударилось в спину Веселка. Он
посторонился, уступив бегущей дорогу. Она, не останавливаясь, поблагода-
рила его ледовым пожатием руки. "Боже мой! - ахнул Веселок. Ноги у жен-
щины были босые. - Она же простынет". Из самых лучших отцовских побужде-
ний он рванулся за ней, чтобы поделиться обувью, но она уже затерялась в
толпе.
Наконец невольный, а точнее, подневольный бег Веселка оборвался. Он
уткнулся в хмурые, тесно прижатые, пригнанные спины. Веселку захотелось
в первые ряды, он начал протискиваться. И к своему удивлению, как будто
ему покровительствовала судьба, он легко прошел сквозь плотную толпу.
Но, попав в первый ряд, Веселок так растерялся, что тут же хотел было
повернуть назад, одннако кольцо людей плотно сжалось.
"Каким же ветром меня сюда занесло!" - с отчаянием подумал Веселок.
Это он из-за сострадания к босой женщине оказался в антисемитских кру-
гах. Хотел согреть ее ноги, а если бы повезло, то и все ее хрупкое тель-
це. Не туда он попал, нет ему места в политически настроенной толпе. И
он сделал вторую попытку выйти из игры.
Увы! Чья-то сильная рука схватила его за ворот:
- Стой на месте, пархатый!
- Я не еврей! - запротестовал Веселок и подумал, что чем-то он уже
заслужил тяжкую немилость у толпы.
В центре площади был очерчен белый круг, за который нельзя, а Весе-
лок, видимо, заступил, но не называть же за это пархатым. Что-то тут во-
обще неладно. Надо все же тикать. На площади настраивалась весьма серь-
езная ситуация. Появился юродивый в лаптях, с мешком за плечами. Мешок
он снял, поставил на асфальт и начал раздавать камни, которые были в
мешке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23