- Что ищете?
- Женьшень. Это такое растение.
- Я знаю. Но на него уже долгие годы нет спроса.
- Ну, небольшой спрос все-таки есть. Время от времени женьшень
скупают экспортеры. Но я собирал и другие лекарственные травы тоже и
вообще делал вид, что хорошо знаю народную медицину. Впрочем, "делал вид"
- не совсем те слова: за два года я это дело неплохо освоил.
- Понятно, этакая простая душа, - сказал Хардвик, - тамошние таких
понимают. Чудак, мол, травы какие-то ищет - это в наше-то время. Да и
безобидный совсем. Может, даже немного чокнутый.
Льюис кивнул.
- Да, вышло даже лучше, чем я предполагал. Я просто шатался по
окрестностям, и иногда люди со мной разговаривали. Мне, кстати, и женьшень
удалось найти, правда немного. Особенно я подружился там с одной семьей, с
Фишерами. Они живут ниже по реке, а ферма Уоллиса стоит на возвышенности у
крутого берега. Причем живут они там почти столько же, сколько и Уоллисы,
но занимаются соврем другими делами. Фишеры всегда охотились на енотов,
ловили рыбу - зубатку и гнали самогон. В моем лице они, видимо, нашли
родственную душу. Я был столь же беспечен и склонен к безделью, как они
сами. Я им даже помогал с самогоном: и гнать помогал, и пить, а пару раз и
продавать. Ходил с ними ловить рыбу, охотился, разговоры разговаривал, и
они показали мне несколько мест, где искать женьшень - "шань", как они его
называют. Наверно, для социологов эта семейка - золотое дно. У Фишеров
есть дочь - глухонемая, но очень хорошенькая, - так вот она умеет
заговаривать бородавки...
- Мне это все очень знакомо, - отозвался Хардвик. - Я сам родился и
вырос в горах на юге.
- Они-то и рассказали мне про сенокосилку. Я выбрал денек, отправился
в дальний конец пастбища Уоллисов и произвел кое-какие раскопки. Нашел
лошадиный череп и кости.
- Но тут вряд ли докажешь, что это лошади Уоллиса.
- Пожалуй, - согласился Льюис. - Однако я нашел еще и обломки
косилки. Осталось от нее не так много, но определить, что это такое, все
же можно.
- Давайте вернемся к истории Уоллиса, - предложил Хардвик. - После
смерти отца он остался на ферме. И никогда ее не покидал?
Льюис покачал головой.
- Инек живет в том же самом доме. Там абсолютно ничего не изменилось.
И похоже, дом состарился ничуть не больше, чем его хозяин.
- Вам удалось побывать в доме?
- В доме - нет. Только возле дома. Сейчас я и об этом расскажу.

3
В его распоряжении был час. Льюис знал это совершенно точно -
последние десять дней он следил за Уоллисом с хронометром в руках, и от
того момента, когда тот выходил из дома, до возвращения с почтой каждый
раз получалось около часа. Иногда чуть больше, когда почтальон опаздывал
или они останавливались поговорить. Но час, говорил себе Льюис, - это все,
на что он может твердо рассчитывать.
Уоллис скрылся за холмом, направляясь к каменистой гряде, что
поднималась над отвесным берегом реки Висконсин. Там он, зажав винтовку
под рукой, заберется на скалу и остановится, задумчиво глядя на дикую
долину реки. Затем спустится по камням вниз и пойдет по лесной тропе,
вдоль которой в положенное время года цветка розовые "башмачки". А оттуда
- снова вверх по холму к роднику, что выбивается из земли чуть ниже
старого поля, непаханного, может, уже сотню лет, потом дальше, до почти
заросшей дороги и вниз к почтовому ящику.
За те десять дней, что Льюис наблюдал за ним, его маршрут не менялся
ни разу. Возможно, он не менялся годами. Уоллис никогда не торопился.
Прогуливался он с таким видом, словно времени у него было хоть отравляй.
Останавливался по пути, чтобы пообщаться со своими давними знакомыми, с
деревом, с белкой, с цветком. Выглядел Уоллис крепким, здоровым, да и во
всей его повадке еще чувствовался бывалый солдат - старые привычки и
маленькие хитрости, оставшиеся с тех суровых лет, что он провел в боях под
началом многих полководцев. Подняв голову и расправив плечи, Уоллис всегда
двигался легкой походкой человека, познавшего в свое время долгие
изнурительные переходы.
Льюис выбрался из своего укрытия за густой завесой ветвей деревьев,
которые когда-то давно были садом: на кривых, узловатых, серых от старости
ветвях кое-где еще родились крохотные кислые яблоки.
Остановившись у края зарослей, он окинул взглядом жилище Уоллиса,
стоящее на вершине холма, и на мгновение ему показалось, что дом освещен
каким-то особым сиянием, словно некий чистейший концентрат солнечного
света преодолел разделяющую два небесных тела бездну и пролился только на
один этот дом, чтобы выделить его среди всех других домов мира. Залитый
солнечным сиянием, дом казался неземным, словно он и в самом деле был
каким-то необыкновенным. Но затем это сияние исчезло - как будто оно
просто привиделось, - и дом снова вернулся в освещенный привычным
солнечным светом мир лесов и полей.
Льюис потряс головой, уверяя себя, что это просто игра воображения
или оптический обман. Потому что особого солнечного света не бывает, и
этот дом, самый обыкновенный дом, хотя он и прекрасно сохранился.
Такой дом в наши дни не часто увидишь. Прямоугольное, длинное, узкое
строение с высокой крышей и старомодными резными карнизами. Какая-то в нем
чувствовалась суровость, не имеющая ничего общего с возрастом: таким он,
видимо, был уже в тот день, когда его закончили строить. Простой, суровый,
крепкий дом, под стать людям, которые в нем жили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11