Скоро прибудет духовой оркестр и заиграет траурный марш.
— О-о,— застонал Иона, опускаясь на стул.— О-о,— он стукнулся головой об угол стола и моментально уснул, не успев ощутить боли.
Проснулся он оттого, что его ожесточенно трясла за плечи Ксения.
— Что такое? — подскочил Иона.— В чем дело?
— Вставай, несчастный,— свистящим шепотом проговорила Ксения,— твой урок.
— Какой урок? — Иона протер глаза.
— Не следовало тебя в таком виде в школу впускать, но никому теперь до этого дела нет! — Ксения была сильно напудрена, но Иона все равно заметил, какие заплаканные у нее глаза.
— Ты можешь толком сказать, что случилось? — спросил Иона, но вместо ответа Ксения громко хлопнула дверью. Он остался один. Когда успели уйти остальные? Неужели все это ему приснилось? Как попал нищий в учительскую? Нет, никакого нищего здесь быть не могло, но тогда получается, что и его самого тут не было. Он где-то заснул, его притащили спящего и посадили за стол. Ай-ай-ай, какой позор! Спать в учительской! Что будет с Вахтангом, когда он узнает, что его отец так осрамился?! Этого только недоставало!
Войдя в класс, он старался не смотреть в сторону сына, но на протяжении целого урока чувствовал на себе его напряженный взгляд. Он сидел за учительским столом, понурив голову. Дети сначала шумели, как обычно, но потом затихли, и в классе установилась неловкая тишина. Должно быть, Вахтанг жалеет его. Но это еще хуже! Не жалеть отца полагается сыну, а гордиться им. И все-таки пусть лучше жалеет, чем ненавидит. Любить такого никчемного человека, такого неудачника невозможно — он понимал это и все равно страдал ужасно, сердце прямо разрывалось от боли. В целом свете не было никого, кто мог его понять. Нищего, попрошайку, последнего бродягу сын любил, а он наказан, обречен, за что? Как это за что? Разве не он доставлял сыну бесконечные страдания? Впрочем, нет, причина не в нем, а в удивительной жестокости детей, его учеников, которых он так искренне любил. Откуда в них такая безжалостность? Ведь он прощал им все шалости, никогда на них не ябедничал, не бегал, как другие учителя, к директору. И вдруг он догадался: потому-то они и не любят его, 'что он с ними цацкается. Будь он построже, ставь он двойки... Эх, кому нужны двойки или пятерки по пению! На что оно им нужно, твое пение! Наверное, не только дети, но и родители потешаются над тобой! Ладно. Хорошо. Но при чем Вахтанг? Ведь он их товарищ, одноклассник, и он — слава богу! — не учитель пения!
Иона вспомнил (раньше он не обращал на это почему-то внимания), что к Вахтангу никогда не приходили друзья. Хоть бы раз кто-нибудь зашел и позвал в кино или в футбол поиграть. Впрочем, Вахтанг в футбол не играл. Может, матери боялся? Но какая мать хочет, чтобы ее сын гонял мяч? И все-таки все гоняют. Не в этом дело. Вахтанг, правда, близорук, носит очки. Но в классе есть мальчик в очках, и он заядлый футболист. Значит, просто Вахтанг слабенький, весь в отца, бегать не может... А девочки? Как же девочки? Медико, Лейла, Цисана, Мзия?.. Вполне возможно, что одна из них ему нравится. Они тоже небось над ним смеются...
Когда после звонка ученики выбежали из класса, Вахтанг подошел к столу:
— Что случилось?
Иона поднял отяжелевшую голову. Он больше не ждал от сына сочувствия, теперь он сам жалел Вахтанга, такого же беспомощного и одинокого.
— Ты заболел? — спросил Вахтанг,
— Нет.
— Пошли домой.
А почему ты не ушел с товарищами?
Они не ждут меня.
- Почему?
А зачем им меня ждать?
По дороге домой Иона спросил:
С кем ты дружишь?
— Со всеми.
— А все-таки?
Я же сказал — со всеми.
— Друзья у тебя есть?
— Конечно.
— Кто же?
— Все в классе — мои друзья,
— Друга иметь хорошо,— сказал Иона,
— Да, у меня хорошие друзья*— подтвердил Вахтанг.
Разве не этого добивался Иона? Сын лгал, чтобы ус-» покоить его, потому что он уже знал, как ужасно одиночество. Что может сделать Иона? Не ходить же по домам, не просить каждого: дружите с моим сыном, не оставляйте его одного. Нет, с детьми надо держать ухо востро, они, оказывается, умеют быть безжалостными.
— Вот, например, Медико,— начал Иона — Медико Схиртладзе... Прекрасная девочка...
Вахтанг и бровью не повел.
— Да,— согласился он.— Хорошая.
И здесь Иона допустил непоправимую ошибку, он сказал:
— И поет хорошо.
Вахтанг промолчал,
Наутро, выйдя на кухню, Иона увидел сына, болтающегося в петле. Иона дико закричал, вскочил на табурет, прижал к себе еще теплое тело мальчика, пытаясь поднять его повыше и одновременно стараясь вынуть его голову из затянувшейся петли.
Осторожно положив Вахтанга на пол, Иона выбежал во двор:
— Помогите! Помогите!
Врач сказал:
— Вы подоспели вовремя. Еще секунда — и все было бы кончено.
— Но почему, почему он это сделал? — рыдая, спрашивал Иона.
Врач пожал плечами.
Вахтанг пролежал неделю. Шея у него вздулась и болела.
«Может, он сошел с ума,— думал Иона,— или влюбился?»
Чем еще он мог объяснить несчастье, случившееся с сыном. Элисабед в первый же день свалилась и никак в себя не приходила. Он ходил по комнате и рассуждал вслух: за что? За что такое наказание? Что он сделал дурного? Почему собственный сын презирает его, как последнего подлеца? В глубине души Иона был уверен, что Вахтанг хотел покончить с собой, потому что ненавидел и стыдился отца. Как выяснилось позже, Иона был недалек от истины. Оказывается, учительница химии объявила всему классу, что Иона оклеветал директора и явился в школу пьяным, потому что трезвый боялся людям в глаза смотреть. Вахтанг сопоставил новость с настроением отца во время урока пения и решил, что это правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21