– Преврати ее в вазочку высотой в четыре дюйма.
Клода не впечатлило задание. Тогда аббат поставил еще одно условие:
– Края монеты должны превратиться в края вазы, но остаться нетронутыми!
Пока мальчик усердно стучал по будущей вазе, аббат сказал:
– Будь нежнее с металлом. Он чувствует гнев и боль кузнеца.
Клод тоже это чувствовал. Пройдя это испытание и получив все, что аббат мог дать ему, мальчик вступил в новый мир – мир часового ремесла, требующий знаний, стараний и в первую очередь любви и страсти к делу. С каждым днем Клод оказывался все ближе к достижению наивысшей, пусть слегка претенциозной, цели аббата – преодолению границ человеческих возможностей. Он научился изготовлять детали часового механизма. Однако Клод не хотел останавливаться на достижениях промышленников того времени – ведь индустрия находилась на ранней стадии своего развития. Он не стал обращаться к рабочим, производящим детали на мануфактуре в Савойе, где трудились мужчины, женщины и дети. Он вырезал собственные зубчатые колеса и шестерни, расписал циферблаты, сотворил множество отверток, струн, цепочек, хотя все эти приспособления можно было достать. Он делал все быстро и с умом, с поразительной точностью.
Счетовод, который регулярно навещал поместье и проверял состояние своих вкладов, уехал довольным и радостным. Он увез с собой первый экземпляр механических часов Клода: братья Голэ пилят дерево, похабно (без этого нельзя) двигаясь взад и вперед.
«Металлургия миниатюриста» – так аббат называл занятие Клода. «Я точно знаю: это то, чем я должен заниматься», – говорил четырнадцатилетний часовщик всем, кто спрашивал его. Спрос на часы был постоянным, цены росли, счетоводу легчало. Клоду предоставили еще больше свободы в том, что аббат называл «языком прикосновений». Язык стал более совершенным, когда Клод начал чинить старинные, антикварные часы, присылаемые в поместье. Эта работа привела к тому, что Клод встретился с давно забытыми и даже новыми отраслями своего ремесла, наиболее интересной из которых оказалась tableau anime, или «ожившие картинки».
Люсьен Ливре, продавец книг из Парижа, прислал одну такую картинку на ремонт. Ее привезли в поместье завернутой в коричневую бумагу, любимую бумагу коллекционеров. После тщательного осмотра стало понятно, что сломался механизм и кое-где треснула эмаль. «Твой рабочий должен починить внутренности, – писал Ливре, – и слегка подправить изображение, чтобы оно соответствовало философской задумке часов».
Изначально у ожившей картинки был вполне аристократический замысел. На ней изображался замок, из его труб поднимался дым. На заднем плане работала ветряная мельница. Детишки играли в мяч, а по дороге ехала карета с эскортом. Форейтор хлестал лошадь. Ручей на переднем плане будто бы бежал, такой эффект создавался благодаря закрученному пузырчатому стеклу.
Перспектива починки картины радовала Клода. В этом предмете сливались движение и рисунок, то есть, работая над ним, он мог работать и развлекаться одновременно. За две недели, в течение которых Клоду предстояло выполнить еще несколько простых заказов, он разобрал картинку на части и перерисовал ее заново, дабы ублажить любовь продавца книг к эротике. (Один лишь кнут остался от оригинального варианта.) Клод настолько хорошо справился с работой, что аббат решил наградить мальчика за его успехи.
Награда не представляла собой ничего нового, и этого можно было ожидать. Аббат по своей природе любил демонстрировать благодарность. Пока Клод развивал способности в механике, он позволил ему брать инструменты из часовни и заказал новые из других стран: рашпили из Германии, набор пуансонов из Парижа, ванночки для пайки от изготовителя инструментов, чье имя запретили упоминать. Но за реставрацию ожившей картинки необходимо было даровать что-то лучшее, что-то особенное.
Наконец аббату пришла в голову отличная идея: «Часовщик выше всех благ ставит время, Клод, поэтому я решил подарить тебе время ради времени». Оже настоял на том, чтобы всю неделю мальчик придумывал и сооружал что-то свое, исключительно для себя. После долгих мучений Клод, в ночном порыве вдохновения, произвел на свет инструмент для письма, который прикреплялся вместо отрезанного пальца. Этот инструмент оказался более изящным, чем все его предшественники. Единственной вещицей, сравнимой с железным пальцем, была стальная рука Геца, прославленная великим Гёте. Но рыцарь из Швабии обладал рукой с железными пружинными суставами, крепящимися большими шпингалетами, а протез Клода весил немного и удерживался при помощи присоски, для наилучшей гибкости. Вдобавок юный часовщик придумал для пальца специальный резервуар для чернил, который позволял писать в течение нескольких часов, не макая перо в чернильницу.
Первыми словами, которые Клод написал своим пальцем-ручкой, оказалось изречение аббата: «Помни, что каждый человек должен выбрать себе метафору, что-то, присущее только ему. Моя метафора – раковина наутилуса. Твоя – золотая коробочка с механизмом, которую люди называют часами».
14
Когда приходили гости, аббат не слишком расстраивался. Он умело развлекал философов и натуралистов, ботаников и пекарей, потому что никогда не имел предрассудков. Тем более это помогало ему в работе. Например, как-то раз один из Роша приехал к Оже со змеей, которая испускала очень неприятный запах, – так аббат зажег благовония, прикрыл нос платком и потом всю ночь вел беседу о достоинствах змеиного яда. Если женщина, о которой говорили, будто она – ведьма, соглашалась раскрыть свою тайну только в полной темноте, аббат обеспечивал полную темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126