Зато с удовольствием принимает приглашения в шикарные рестораны, а я тогда ем дома в одиночестве. Даже иной раз бываю рад, она же за обедом ни о чем другом, кроме театра, не говорит. То ей пьеса не нравится, то режиссер глуп, а то партнерша стерва, или, вообще, - она уже не может всего этого выносить. А кто ее заставлял? Уж, конечно, не я, а керосинка коптит и керосин достать невозможно.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. На потребительском рынке временный дефицит.
ВОЛЬФ. А что самое скверное - так эти ее гастроли. Уезжают всей компанией, таскаются по стране и - нет ее. Иной раз - целый месяц, а то и два. Сижу дома один и думаю: где она сейчас? Что делает? Ну, что делает, это отчасти известно. На сцене красуется. Еще ничего, если пьеса о революции или о тяжкой доле крепостного крестьянина, там она хоть худо-бедно одета. Но такое играют не всегда. Есть один тип, по фамилии Шекспир, так он написал пьесу "Сон в летнюю ночь". Хорошенький сон, я из-за этого самого сна заснуть не могу. Они же в его пьесе играют в трико, то есть как бы голыми. Я бы того типа голыми руками задушил! Вы его, случайно, не знаете?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нет.
ВОЛЬФ. Жаль. Не то, знай я его адрес, наверняка задушил бы. Да, впрочем, что там театр! А после театра? Что она после спектакля делает?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ужинает и идет в гостиницу.
ВОЛЬФ. С кем? Я же помню ту гостиницу в Курске.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, может, ни с кем, с коллегами.
ВОЛЬФ. Да вы, товарищ, издеваетесь надо мной. Коллеги! Знаю я эту банду. Вроде бы артисты, искусство, всякие там Ведекинды, а у каждого только одно на уме. Нет, Иван Николаевич, я так дальше жить не могу.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но ведь как-то живете.
ВОЛЬФ. До последнего времени жил, но больше не выдержу. И знаете почему? С некоторых пор у меня расстройства начались.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нервы?
ВОЛЬФ. Не нервы, а Лилиана. Я, товарищ, ответственный работник, спец по железным дорогам. Строю всероссийскую транспортную систему. Наградами отмечен. Вот! (Указывает на награды, перечисляя.) Это за Бурятский транзит, это за вокзал в Смоленске, за Казбар, за Вологду, за Кубань, за Перекоп, за мост через Донец...
ЗАХЕДРИНСКИЙ (встает). Поздравляю от лица советской власти.
ВОЛЬФ (встает). Служу Советскому Союзу.
Торжественное рукопожатие, затем оба садятся.
Ну и сижу вот так ночами, над чертежами работаю, над расчетами, а сам думаю: Где она сейчас? Что делает? С кем? И знаете что? У меня рельсы начинают путаться.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Рельсы?
ВОЛЬФ. Да, а рельсы в нашей работе - первейшее дело, им положено быть прямыми и параллельными. А я уже ничего прямого не вижу, и рельсы у меня закручиваются восьмерками. Бывает и хуже - какими-то узлами.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А что, если - голову сунуть под кран...
ВОЛЬФ. Не помогает. От холодной воды у меня в голове уже стреляет, а узел как в ней застрял, так и сидит. Какой теперь из меня спец, Иван Николаевич. В лучшем случае - шнурки распутывать гожусь.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Это ужасно, Рудольф Рудольфович, поистине ужасно. А вы не пытались от нее уйти?
ВОЛЬФ. Пытался!? Да я уже вещи не раз паковал!
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну и что?
Пауза.
ВОЛЬФ. Я ее люблю.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Безвыходная ситуация.
ВОЛЬФ. Вы-то хоть меня понимаете?
ЗАХЕДРИНСКИЙ (взглянув налево, туда, где исчезла Татьяна). Еще как...
ВОЛЬФ. Тогда сами представляете, каково мне.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Представляю, конечно. Нам с вами никто не поможет.
ВОЛЬФ. Не знаю как вам, зато знаю точно человека, который сможет помочь мне.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не верю, Рудольф Рудольфович, в подобных делах помочь невозможно. Говорю вам, как брату.
ВОЛЬФ. Вы можете.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да ведь я эту путаницу из рельсов в вашей голове не распутаю. Они железные.
ВОЛЬФ. Зато в вашей власти сделать так, чтобы она покончила с театром.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Как, например?
ВОЛЬФ. Скажите ей, что она бездарна.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Этого актрисе говорить нельзя.
ВОЛЬФ. Почему?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Она меня убьет.
ВОЛЬФ. У вас же есть разрешение на оружие. Возьмите в руку наган и скажите.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. К тому же - это неправда. Лилиана Карловна Светлова...
ВОЛЬФ. Вольф.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что?
ВОЛЬФ. Лилиана Карловна Вольф. По мужу.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лилиана Карловна Вольф - великая артистка, гордость всех наших республик.
ВОЛЬФ (с гордостью). Моя жена.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. И говорить о ней нечто подобное - значит сказать неправду.
ВОЛЬФ. Ну, тогда, если она не покончит с театром, пусть театр покончит с ней. Сейчас вы самый главный начальник по культуре, от вас все зависит.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не начальник, а всего лишь заместитель. Начальник товарищ Чапаев.
ВОЛЬФ. Вы, товарищ, просто отговариваетесь. Каждому известно, что заместитель важнее начальника. И вы можете выгнать ее из театра.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Весьма сожалею, Рудольф Рудольфович, для вас я бы все сделал, как для брата, но это за пределами моих возможностей.
ВОЛЬФ. Отказываете?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не могу.
ВОЛЬФ (опускается на колени). Товарищ начальник! Я же прошу только о справедливости! Кто отомстит за мужа актрисы, кто за него вступится? Никто! Все только восторгаются и бьют в ладоши, а для меня это - как по морде. Вы моя последняя надежда, вы единственный, как Георгий Победоносец! (На коленях огибает стол и хватает Захедринского за ноги.)
ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивает и прячется за стул). Да вы что?... Не нужно, не нужно... Вы же, товарищ, атеист, вы спец-железнодорожник...
ВОЛЬФ (кланяется, ударяя лбом об пол). Спаситель мой! Только вам под силу одолеть дракона...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Сейчас же встаньте!
ВОЛЬФ (поднимает голову и молитвенно складывает руки перед Захедринским). Если уж не хотите выгнать ее из театра, так сделайте хоть что-нибудь ей назло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32