Вся Англия снова с гордостью говорила о его викториях.
На смену блаженным летним месяцам пришла осень. Когда в октябре солнце скрылось и начались проливные дожди, я обнаружила, что беременна снова. А второго ноября, в День Всех Святых, когда я были на четвертом месяце, Джон сообщил, что уезжает Iв Шериф-Хаттон, а оттуда – в Вестминстер.
Я отдала Иззи няне и с удивлением посмотрела на мужа.
– Ко двору? – При воспоминании о злобном лице Сомерсета у меня возник холодок под ложечкой. – Но зачем? Что случилось?
– Королева потребовала, чтобы Уорик объяснил причину своего нападения на восточные суда, перевозящие соль, которое она называет пиратством. Главой следственной комиссий назначен лорд Риверс. Они хотят отнять у Уорика пост коменданта Кале и передать его Сомерсету. Я должен быть там на случай возникновения сложностей.
– Кто такой лорд Риверс?
– Фаворит королевы. Ты знаешь его как сэра Ричарда Вудвилла. Это тот самый безземельный рыцарь, который женился на герцогине Бедфорд. Не давно Маргарита сделала его бароном.
«Элизабет Вудвилл поднимается все выше», – подумала я не без укола горечи.
В те дни я плохо спала и видела дурные сны – несомненно, вызванные боязнью предстоявшего Джону визита в Вестминстер. Ночью после его отъезда я си дела у окна, вглядывалась в темноту и слушала за унывное пение монахов в часовне. И вдруг меня осенило. Я тоже поеду в Лондон! Но тайно, чтобы никто не помешал мне. Родные непременно сделали бы это, зная о моем положении.
Утром я пошла искать нового слугу, которого Джон приставил ко мне специально, и нашла его в оружейной. Он помогал кузнецу подковывать мою Розу.
– Джеффри, – окликнула я.
Слуге было около пятидесяти, но он был силен, жилист и полностью сохранил зубы и волосы. Джеф фри остановился, вытер руки о кожаный фартук и, как всегда, добродушно улыбнулся. Почти всю жизнь он прослужил солдатом и хромал из-за старой раны. Желая облегчить старику жизнь, Джон перевез его из деревни Соустон, где у нас был манор, и сделал моим личным слугой.
– Да, миледи? – спросил он.
– Я собираюсь в Лондон. Вы с Урсулой поедете со мной. Оседлай мне гнедую кобылу. Роза не понадобится. Она слишком заметна, а уехать мы должны тайно. – Перед уходом я обернулась. – Ничего никому не говори. Встретимся через час.
Единственным признаком его удивления были приподнятые брови.
– Все будет готово, миледи.
Когда мы с Урсулой и Джеффри прибыли в Лондон, часы на каменной башне Вестминстера пробили пять. Мы услышали этот звук еще у Епископских ворот, потому что большинство горожан отправилось ужинать и на улицах было тихо.
Над Вестминстером клубились темные ноябрьские тучи, усиливая ощущение напряжения. Перед тем как пропустить нас во дворец, стражи рассматривали паши лица дольше обычного, грумы молча принимали у нас лошадей, а слуга помогал Джеффри вытаскивать из повозки мой тяжелый сундук, глядя в другую сторону. Большой двор с огромным фонтаном, кик обычно, был наполнен купцами, монахами, священниками, рыцарями, дамами и просителями. Но не было слышно ни смеха, ни обрывков бесед, молчали даже слуги. Я встревожилась еще сильнее: обычно эти люди, таскавшие на кухню мешки с мукой или дрова для очага, облегчали себе жизнь вольными разговорами.
Я подошла к знакомому королевскому чиновнику, находившемуся в подчинении у дворцового кастеляна, показала кольцо с лебедем, эмблемой принца Эдуарда, дала ему серебряную монету и попросила выделить мне маленькую комнату, в которой я жила год назад.
– Вообще-то это не положено, миссис От, – сказал он, повторив вымышленное имя, которым я назвалась, и быстро сунул монету в карман. – Сами знаете, какие нынче времена. Но ваше лицо мне знакомо, так что вреда от этого не будет.
Ждать пришлось долго, однако, в конце концов чиновник вернулся и провел нас в комнату.
– Месяц назад там устроили склад; пришлось все убрать и принести обратно кровать, – объяснил он.
Идя за ним по мощеному двору, а затем поднимаясь по лестнице башни, я опустила голову и подняла капюшон. А вдруг меня узнают или, не дай бог, я столкнусь с Сомерсетом? Попадавшиеся навстречу лорды стояли кучками, говорили вполголоса, озирались по сторонам и держались за рукояти кинжалов. У дам, гулявших по аллеям вдоль живых изгородей, были тревожные лица; они наклонялись друг к другу и что-то говорили, едва шевеля губами. Даже собаки, лежавшие на ступеньках, поднимали голову и внимательно осматривали нас.
Мы прошли по главному коридору, миновали парадный зал, сделали знакомый поворот налево и оказались в том самом узком коридорчике, где на меня набросился пьяный Сомерсет. Затем мы свернули направо и очутились в темном тупичке, заканчивавшемся дверью моей бывшей комнаты. Чиновник достал ключи и покосился на меня.
– Комната хотя и уединенная, но довольно шумная. Вы уверены, что…
– Да, уверена, – перебила я.
Он со скрипом открыл дубовую дверь в темное помещение с низким потолком и высоким окном, поклонился и ушел. Я со вздохом опустилась на кровать.
– Что ж, Урсула, Джон приехал сюда на случай, если его брату потребуется помощь, а я приехала сюда на случай, если моя помощь потребуется Джону. Будем надеяться, что ни то ни другое не понадобится, – сказала я.
Урсула промолчала. По дороге она уже не раз высказывала свое мнение, причем достаточно красноречиво. По ее понятиям, совершать такую поездку в моем положении было верхом безрассудства.
Стук в дверь объявил о приходе Джеффри. Слуга с помощником внесли в комнату мой сундук. Он был не очень большим, но глубоким и тяжелым, битком набитым одеждой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126