– Уволен, вот как? – без всякого интереса спросил Толби. – Эта захватывающая новость не дошла до моих ушей, что неудивительно, поскольку я намеренно ограждаю себя от подобных мелочей. Нет, слух, о котором я упомянул, гораздо интереснее, и я не сомневаюсь, что ему суждена долгая жизнь, если не произойдет нечто такое, что навсегда покончит с ним. Дело вот в чем… Робби… Похоже, моего дорогого покойного кузена видели. В Англии.
Робби, любовно отряхивавший небрежно брошенный герцогом плащ, прежде чем повесить его в гардероб, замер:
– Что вы сказали, ваша светлость? Толби тихо рассмеялся.
– Твоя догадка верна. Речь идет о Рэкселле.
Камердинер возобновил прерванное занятие.
– Полагаю, эти слухи не соответствуют действительности.
– Так оно обычно и бывает, не правда ли? Однако данную сплетню я нахожу особенно… отвратительной. Мне стало бы легче, знай, я, к примеру, не заметил ли кто-нибудь в окрестностях поместья подозрительных личностей в последнее время.
– Нет, сэр.
– Вы совершенно уверены? За прошедшие шесть, вернее, уже почти семь лет мы наняли столько новых слуг, что я не могу полностью быть абсолютно уверенным ни в чьей преданности.
– Вы можете во всем положиться на меня, ваша светлость.
– Знаю, Робби. Вы мое утешение. Тот слегка поклонился.
– Вы слишком добры, ваша светлость. Будете переодеваться к обеду?
– Да. Надену сегодня синий бархатный камзол. Он хорошо сочетается с сапфирами и, как вы меня уверяли, очень мне к лицу. Но прежде хочу проверить кое-какие бумаги.
– Как вам будет угодно, ваша светлость. Толби помолчал и взглянул на своего верного слугу.
– Что вы знаете о некоей мисс Денвилл, Робби?
Тот постарался припомнить.
– Мисс Денвилл? Ничего, ваша светлость, но, по-моему, вы некогда были знакомы с сэром Гэретом Денвиллом.
– Это ее отец, – сообщил Толби. – Насколько я помню, он ничего из себя не представлял. Полное ничтожество. Промотал довольно значительное состояние и оставил дочь без гроша. Она хороша собой – отличается этакой своеобразной красотой – и не так глупа, как большинство ее ровесниц.
Дальнейших комментариев не последовало, и Робби, подошедший к двери гардеробной, чтобы достать указанный герцогом камзол, счел необходимым уточнить:
– Не думаю, ваша светлость, что вы когда-либо упоминали о мисс Денвилл.
– Потому что я ее раньше не встречал. Надеюсь, она жила весьма уединенно после смерти отца. Да, полагаю, раньше мы не встречались… Только вот…
– Да, ваша светлость?
– У меня такое ощущение, очень смутное… – начал Толби, но оборвал фразу на полуслове и, улыбнувшись, сделал неопределенный жест. – Уверен, у меня разыгралось воображение. Не обращайте внимания.
Убедившись, что интерес хозяина к мисс Денвилл не носит личного характера, камердинер поклонился и скрылся в гардеробной. Вернувшись, он увидел, что герцог открыл секретер и просматривает пачку писем.
– А, вот оно, Робби, как я и думал, – произнес Толби, поднимая глаза от пожелтевшего пергамента, который держал в руках. – Хотя мой итальянский уже не тот, что раньше. Боюсь, со временем иностранные языки забываются, если нет практики, а с тех пор, как я посетил Италию, немало воды утекло. Десять лет, если быть точным. Как бежит время! Неужели прошло уже десять лет, Робби?
Тот уточнил, что скоро будет двенадцать лет, с тех пор как они были в Италии в последний раз.
– Да, я не ошибся, все так, как я и думал. Память с годами тоже слабеет, но полагаю, в этом я не мог ошибиться. – Он бросил взгляд на письмо и пробежал глазами несколько строк. – В последнем письме, полученном от моего доброго друга Альвизе Пизано, есть такие слова: “II nostro саго Giovanni ё morto”. Полагаю, в переводе это означает: “Наш дорогой друг Джованни скончался”, не так ли?
Камердинер не мог похвастаться хорошим знанием итальянского языка – он знал лишь несколько расхожих фраз, – но подтвердил правильность сделанного хозяином перевода.
– Да, – продолжал Толби, – полагаю, Альвизе выразился совершенно ясно. Джованни действительно… morto. По-итальянски звучит гораздо лучше, вы согласны? Не так неприятно, как по-английски, меньше похоже на окончательный приговор. Остается лишь скорбеть о потере столь выдающегося специалиста. Джованни был подлинным мастером фальсификации. Какой точный глаз, какая верная рука! С каким пониманием он отнесся к моей просьбе! И все же, признаюсь, его смерть принесла мне немалое облегчение. Вы тогда разделяли мои чувства, не так ли, Робби?
Будучи превосходным слугой, Робби всегда тонко улавливал, откуда дует ветер. Он был предан хозяину душой и телом и составлял с ним единое целое. О да, узнав о смерти Джованни, Робби тоже почувствовал громадное облегчение.
– И надо же такому случиться, чтобы по прошествии почти семи лет возник этот омерзительный слух о возвращении Рэкселла, – устало произнес Толби. – Так досадно, что приходится снова обо всем этом думать, ворошить прошлое. Но боюсь, другого выхода нет. Давайте посчитаем. Джованни умер в октябре прошлого года, а сейчас конец марта. Вполне вероятно, что мой дорогой кузен – мне претит злословить о покойниках, знаете ли, – имел достаточно времени – заметьте, это всего лишь предположение, – чтобы напасть на кое-какую интересную информацию и вернуться в Англию.
Лицо Робби оставалось бесстрастным, но оно служило Толби как бы зеркалом, в котором отражались его мысли по мере того, как он их излагал.
– Если не ошибаюсь, мой милый кузен после своей кончины предпочел поселиться в Италии и провел там довольно много времени. Вы можете придумать более подходящее прибежище, куда может удалиться человек после смерти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80