В каталоге выставки так описывался сюжет картины, в основу которого лег один из суданских обычаев: «Каждый год в Куке по ставшей почти религиозным ритуалом традиции, когда ветви деревьев-кормильцев гнутся под тяжестью плодов, их первую корзину должна поднести к ногам вождя, сидящего в окружении своих приближенных, девушка-танцовщица. Если хоть один плод упадет на землю во время исполнения сложных танцевальных фигур, девушку ждала мгновенная казнь, а танец должна была продолжить следующая девушка, которой уготована такая же страшная участь в случае падения плода. Согласно поверью, объясняющему такую жестокость, если первая корзина плодов не будет полной передана вождю, остальной урожай обязательно уничтожит саранча, которая попутно опустошит и все поля. Падение же хоть одного плода из подносимой корзины являет собой угрозу грядущего бедствия, и, чтобы отвести его, следует тут же убить девушку, не выполнившую требование обычая. В стране, живущей в постоянном страхе голода от нашествия саранчи, без колебания приносили в жертву танцовщиц ради спасения тысяч остальных жизней. Церемония проходила в роскошной обстановке, и многочисленные преподносимые вождю плоды укладывали высокой горкой в три простые корзины, которые девушка должна пронести в сложном и довольно быстром танце, держа одну из них на голове, а две другие на ладонях раскрытых рук. Удержать равновесие в таких условиях очень трудно, и часто девушек предают смерти на месте за то, что столь драгоценный груз им не удается донести в полной сохранности до цели. И потому сильнейший страх охватывает несчастных девушек, выбираемых для смертельного танца».
Для Воллона, достигшего бесспорного совершенства в искусстве натюрморта и портрета, эта история стала прекрасным сюжетом. Для своей картины он выбрал, конечно же, трагический момент падения из корзины плода, изображенного им в виде крупной яркой красной ягоды. Лицо девушки уже исказилось ужасом при виде бросающихся к ней двух палачей, тогда как ноги ее еще исполняют танцевальное движение, которым она направляется в сторону восседающего справа среди своих приспешников вождя. Плоды в трех с трудом удерживаемых девушкой корзинах написаны были с необыкновенной точностью, а красный цвет падающей ягоды сверкал ярким сочным пятном. Все темнокожие персонажи были как живые, и поразительная по своей жизненности картина вызывала восхищение у самых неискушенных в живописи людей. Кантрель долго рассматривал полотно, дивясь тому, насколько прочны у первобытных народностей некоторые суеверия. Те набеги саранчи, которые наверняка случались, даже если танец с корзинами оканчивался благополучно, должны были бы разрушить это поверье, а оно все же сохранялось точно так же, как, например, вера в силу людей, вызывающих дождь, чьи потуги дают, разумеется, лишь редкие и к тому же случайные результаты.
Кантрель подумал, что при виде этого произведения, которое должно произвести особое впечатление на зрителя дикого, не знакомого с приемами живописи, какая-либо суданская женщина, испытавшая этот страх, но оставшаяся в живых после такого ежегодного испытания, может внезапно вновь ощутить ужас, что в нужный момент вызовет резкую холодную дрожь в ее теле.
Считая всякую репродукцию недостаточной, Кантрель договорился с владельцем крупной художественной галереи о том, что в условленное время тот предоставит ему во временное владение оригинал картины. Кроме того, из переписки с консулом Франции в Борну он узнал, что там живет танцовщица Сплеис, пять лет подряд успешно доносившая корзины с фруктами до вождя, хотя каждый раз волнение и страх ее все возрастали, а на шестой год в тот момент, когда она должна была начать свой путь, с ней случились такие конвульсии, что пришлось навсегда освободить ее от этой роли. С тех пор чрезмерно впечатлительная Силеис обходила место танца с плодами, ибо не могла переносить даже одного его вида – столь тягостными были мучившие ее воспоминания.
Получив от Кантреля обстоятельные инструкции вместе с неограниченным кредитом, консул, намеренно умолчав обо всем, что могло смягчить в будущем ожидаемый нервный шок, склонил Силеис, соблазнившуюся кругленькой суммой, отправиться в Locus Solus под заботливым присмотром одного торговца хлопком, с готовностью покинувшего Борну ради Парижа.
После прибытия Силеис Кантрель стал готовить свой эксперимент, построенный на эффекте неожиданности и иллюзии. Ввиду того что повторить его когда-нибудь еще вряд ли удалось бы, требовалось засвидетельствовать это событие документом с подписями очевидцев. В ходе опыта гремучая смесь, полученная из-под кожного покрова человека темной расы, должна быть при свидетелях помещена в специально проделанный в скалистой глыбе шпур без какой-либо обработки, а затем взорваться.
Итак, рассчитывая, что мы подтвердим виденное и поставим свои подписи на документе, Кантрель выбрал для эксперимента участок скалистого берега реки и подготовил все необходимое к тому моменту, когда Фелисите будет заканчивать задуманное представление и выберет карту, изумрудники в которой покажутся ей наиболее готовыми к выполнению своей роли. Сама по себе металлическая музыкальная шкатулка, очевидно, не смогла бы вызвать желаемое отделение шариков. Картину Воллона должен был по сигналу внезапно представить взорам Люк.
Кантрель торопливо заканчивал свой рассказ, видя, что огонь подбирается к концу фитиля. Когда он умолк, пламя уже скрылось в отверстии шпура. После нескольких мгновений тревожного ожидания раздался оглушительный взрыв, от которого каменная глыба раскололась на части, а разлетевшиеся во все стороны обломки возвестили о полном успехе эксперимента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82