Гладкие, нежно-розовые, они казались почти прозрачными. Как на картине, написанной акварелью, розовый цвет стволов незаметно переходил в красный и оранжевый цвет ветвей. Пунцовые, с чёрными поперечными кольцами, гибкие «лианы» были пористы с множеством мелких отверстий.
Коржёвский вдруг схватил и сжал руку Белопольского.
– Смотрите! – сказал он, указывая на ствол ближайшего дерева.
Пунцовая «лиана», плотно обвивавшая нижние ветви великана, чуть заметно шевелилась. Было такое впечатление, что длинное гибкое тело «кораллового аспида» равномерно сжимается и раздувается дыханием.
– Ветер, – тихо сказал Белопольский.
Биолог отрицательно покачал головой.
– Тут нет ветра, – прошептал он.
С напряжённым вниманием звездоплаватели всматривались в окружающий пейзаж.
– Жизнь! Всюду жизнь! – взволнованно сказал Коржёвский.
Теперь всё ясно видели, что «лес» полон движения. «Дышали» бесчисленные «лианы», равномерно покачивалась разноцветная бахрома трубок, плавно колыхалась, и временами отдельные волоски медленно вытягивались, словно щупальца, отыскивающие добычу. Где-то внутри розовых стволов пробегали вверх тёмные точки, как в воде цепочка пузырьков воздуха. Красные ленты, стелющиеся по земле, тоже шевелились. Иногда, точно электрический ток проходил по ним, судорожно вздрагивали растущие на них шипы и сама лента изгибалась, словно корчилась от боли, и замирала в новом положении.
– Тут ступить некуда, – заметил Второв.
Почвы, из которой росли все эти причудливые «растения», совершенно не было видно. До самого края обрыва расстилался живой ковёр.
– Не понимаю! – сказал вдруг Коржёвский. – Это морские животные, которые должны жить в воде. Посмотрите на эти мясистые трубки с венцом щупалец, – это в точности земные актинии. Я убеждён, что у них есть ротовое отверстие. Но какую пищу они могут получить из воздуха? А эти иглы? Типично морские образования. А коралловые деревья? Мы точно очутились на внезапно обмелевшем дне моря. А губки? Откуда они могли взяться на суше? Может быть, ливни? – спросил он самого себя. – Нет, нет! Этого не достаточно. Совсем недавно всё это место было покрыто океаном.
– Почему же оно вдруг обмелело? – спросил Топорков.
Белопольский хмурил брови, напряжённо думая. Слова Коржёвского вызвали какую-то, сразу ускользнувшую мысль, и он старался припомнить, что именно пришло ему в голову, когда биолог говорил о внезапно обнажившемся дне. Вопрос Топоркова послужил толчком его памяти.
– Вспомнил! – внезапно сказал он. – Это безусловно так! Отлив! – пояснил он удивлённо посмотревшим на него товарищам. – Солнце находится сейчас на восточном горизонте. Оно вызвало отлив. Ночью этот берег был покрыт волной прилива.
– Похоже, что вы угадали, – сказал Коржёвский. Такое предположение кое-что может объяснить. Ведь ночь на Венере длится долго.
– Значит, к вечеру здесь опять будет океан? – спросил Топорков. – Что мы тогда будем делать?
– Темнеет! – раздался предупреждающий возглас Князева.
Приближалась гроза.
Все поспешно отступили в глубь камеры, и Белопольский закрыл двери. Едва он успел это сделать, как дробный стук, сразу перешедший в ровный гул, показал, что на звездолёт обрушились очередные потоки ливня. Сравнительно тонкие стенки выходной камеры позволяли отчётливо слышать раскаты грома, треск молний и шум берегового водопада, льющегося совсем рядом.
– Грозы не оставят нас в покое всё время пребывания на Венере, – сказал Белопольский.
– Плохо нам будет, если гроза застанет на открытом месте.
Никто не отозвался на это, совершенно справедливое замечание Второва.
– Где вы находитесь? – раздался голос Мельникова.
– В выходной камере. Просвета не видно?
– Ничего не видно. Экраны чёрные.
Приходилось терпеливо ждать окончания грозы. Проделывать снова длительную процедуру входа на корабль не имело смысла. Гроза могла промчаться в любую минуту. Они хорошо знали, что грозовые фронты в большинстве случаев были не широки.
И действительно, через двадцать минут гроза прошла. Снова открыли двери.
– Что меня больше всего удивляет, – сказал Коржёвский, – это отсутствие луж. После такого потопа нет никаких следов.
– Они могут быть под этим красным ковром, – предположил Топорков. – Возможно, что там сплошное болото.
Вид местности не изменился, но сразу бросилось в глаза, что бывшее раньше чуть заметным движение на берегу усилилось. Чаще дышали «лианы», быстрее шевелились волоски «актиний», заметнее изгибались красные ленты.
– Лишнее доказательство, что родной средой этих организмов является вода, – торжествовал биолог. – Вы не ошиблись, Константин Евгеньевич!

– Сойдём на берег!
– Одну минуту! – сказал Второв, видя, что Белопольский собирается ступить на мостик. – Разрешите на всякий случай обвязать вас верёвкой.
– Да, пожалуй, это не лишняя предосторожность, – согласился академик.
– Геннадий Андреевич, как альпинист, всегда помнит о таких вещах, – улыбнувшись, сказал Топорков.
Обвязанный концом крепкой верёвки, которую Второв держал в своих сильных руках, Белопольский перешёл мост. Он на секунду остановился, выбирая место, куда поставить ногу, и осторожно ступил в узкий промежуток между двумя красными лентами. Потом сделал шаг вперёд.
– Воды здесь нет, – сказал он. И в то же мгновение провалился. Верёвка резко натянулась, но Второв даже не пошатнулся. Одним движением он вытащил Белопольского обратно на мостик.
– Вот вам и «такие вещи», – насмешливо сказал он Топоркову.
Коржёвский помог Константину Евгеньевичу подняться на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102