Прошло ещё двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив, и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен: в нём не было больше никакой нужды.
– Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, – весело сказал Второв.
Вместо ответа Мельников поспешно наклонился к микрофону.
– Зиновий Серапионович!
– Слышу.
– Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь всё выше и быстрее, надвигалась широкая тёмная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
– Ну, держись, Геннадий! – сказал Мельников. – Это последнее и самое серьёзное испытание.
Сорок минут непроницаемый мрак скрывал от них положение кабины; сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. При свете лампы они видели над головой только белую пену. Удары грома приглушённо доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.
И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, когда гроза пройдёт, что они уже «с головой» погрузились в воду.
Но, когда, наконец, грозовой фронт промчался, они, к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока «вдавливала» самолёт, но он ни на сантиметр не опустился ниже.
– В чём тут дело? – озадаченно спросил Второв.
– Вероятно, мы легли на плотный грунт.
Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая опасность не угрожала и можно было бы спокойно ждать ещё несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, – подводная лодка находилась где-то близко.
– Вы были правы, Борис Николаевич, – сказал Второв. – Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
– Запомни, Геннадий! – ответил Мельников. – Основное правило – думать всегда о других прежде, чем о себе. Это всегда полезно, а в космических рейсах является законом. Следуй этому закону – и ты никогда не ошибёшься.
– Ваших слов я не забуду, – с чувством сказал молодой инженер.
Ожидать пришлось всего несколько минут.
Недалеко от них забурлила вода, и прозрачная «спина» подводной лодки показалась на поверхности залива. Можно было только поражаться изумительному искусству, с которым Зайцев провёл лодку в совершенно неизвестном ему океане Венеры, руководствуясь сигналами радиомаяка, точно к цели.
Открылся люк, и над ним появилась голова профессора Баландина в шлеме противогаза. Вступили в действие личные рации.
– Друзья мои! – сказал он. – Да ведь вы совсем затонули. Сию минуту снимем вас.
– Можно не торопиться, – ответил Мельников. – Кабина больше не погружается.
Зайцев, тоже вышедший наверх, приветствовал друзей жестами обеих рук.
– Вы так погрузились в воду, – сказал он, – что ещё немного или будь тут малейшее волнение, – мы не смогли бы увидеть вас.
Опасаясь новой грозы, поспешно вынесли и опустили на воду надувную резиновую лодку. Зайцев подплыл на ней к затонувшему самолёту.
Инженер был одет в непромокаемый костюм, не имевший охлаждающей системы, и почувствовал себя словно внутри доменной печи. Горячий воздух, нагретый до восьмидесяти градусов, проходя через фильтр противогаза, обжигал лицо и затруднял дыхание.
Не мешкая он прыгнул в воду и, ощупью отыскав стойку стабилизатора, прикрепил к ней конец троса.
– Тащите! – крикнул он, забираясь обратно в лодку и отплывая в сторону.
Баландин дал задний ход. Выходной люк подводной лодки имел свой самостоятельный пульт управления, и, чтобы пустить моторы, не нужно было проделывать длительную процедуру входа внутрь.
Полторы тысячи лошадиных сил, заключённые в моторе, «шутя» вытащили самолёт из песчаной могилы. Через несколько секунд он всплыл на поверхность и был подтянут вплотную к борту лодки.
– Добро пожаловать! – пошутил Баландин, обнимая спасённых.
– Вы блестяще выполнили задачу, – сказал Мельников. – Спасибо!
Прежде всего связались со звездолётом и сообщили о благополучном завершении спасательной операции. Ко всеобщему удовольствию, радиосвязь действовала.
– Что делать с самолётом? – спросил Мельников.
– Нельзя вынести его на берег?
– Невозможно. Кругом почти отвесные скалы.
– Значит, придётся его бросить.
Пользуясь передышкой, предоставленной грозами, фюзеляж самолёта полностью разгрузили. Пустая кабина с открытым кожухом будет потоплена первым же ливнем.
– Жаль машину, – сказал Мельников, – но что поделаешь!
– Хорошо бы выйти на берег и осмотреть его, – предложил Второв.
– Здесь это опасно. Слишком круты скалы. Постараемся найти такое место, где можно в случае грозы успеть укрыться в лодке.
– Надо направиться прямо на корабль, – вдруг сказал Баландин. – Вы ранены.
– Это не раны, а царапины, – ответил Мельников. – Мы о них совсем забыли.
Профессор продолжал настаивать. Мельникову и Второву с трудом удалось уговорить его не сообщать на звездолёт о полученных ими, действительно, незначительных повреждениях. Баландин согласился только тогда, когда лично осмотрел обоих и переменил неумело наложенные повязки.
– Константин Евгеньевич будет очень сердиться, – сказал он.
– Это я беру на себя, – ответил Мельников. – Зачем терять время? Мы у неизвестной земли, и надо исследовать её.
Было решено пройти на лодке вдоль берега и выяснить, остров это или материк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102