Ведь речь шла не только о ликвидации прорыва фашистской группировки в полосе корпуса. Если бы противнику удалось сломить сопротивление 156-й и 47-й дивизий, прорыв тактический превратился бы в оперативный - в окружение двух наших армий в невельском мешке. Отсюда и степень ответственности за принятое командованием корпуса решение.
Случись подобная ситуация в начале войны, мы, вероятнее всего, пошли бы иным путем - более простым, хотя и менее перспективным. Полагаю, что все силы мы бросили бы для непосредственной ликвидации прорыва противника. Но теперь другие времена, иное соотношение сил. Изменились и мы сами: приобрели боевой опыт, вкус к маневру, научились оценивать обстановку не только на данный день и час, но и с учетом дальнейшего ее развития. А главное, канула в прошлое оперативная робость с ее многочисленными "но", которые нередко сводили на нет хороший первоначальный замысел.
Ну а противник в этом отношении заметно сдал. Его командование потеряло былую самоуверенность, войска - также. Это особенно остро чувствовалось теперь, в попытках предпринять наступление. Например, вечером 8 ноября, когда немецкие дивизии - 20-я танковая и 252-я пехотная -прорвали оборону 417-го полка и их успех казался на первый взгляд несомненным, в донесениях из наших частей фигурировал любопытный факт: вражеские танки идут в атаку на очень низких скоростях; даже прорвавшись за передний край, танки не рискуют далеко уйти от своей пехоты; танкисты либо плохо обучены, либо робеют72.
И еще один факт из тех же донесений. Стрельба нашей артиллерии прямой наводкой, как показывают пленные, наносит противнику большой урон и оказывает на него огромное моральное и психологическое воздействие. Между тем вражеские артиллеристы очень редко прибегают к прямой наводке. Они явно боятся этих скоротечных артиллерийских дуэлей на дистанциях 600 - 700 метров.
Короче говоря, сведения, поступавшие из частей, подтверждали: противник наступает крупными силами, но - с оглядкой. Он опасается за свои фланги. Пытаясь окружить наши войска в невельском мешке, сам более всего боится окружения. Следовательно, наш план контрдействий исходит из верной предпосылки: сильный удар во фланги городокской группировки сразу же скажется на темпах ее наступления в центре.
В ночь на 9 ноября перегруппировка на правом фланге корпуса была закончена. 381-я дивизия вышла правее, на уровень 154-й дивизии, и с утра эти соединения вместе с 236-й танковой бригадой атаковали городокскую группировку с запада.
Мы наступали на восток, форсировали реки не так, как обычно, - с низкого восточного берега на высокий западный, а наоборот, и потому столь непривычным показался мне первый утренний доклад командира 236-й танковой бригады полковника Чупрова:
- Вышел к реке Оболь. Мотострелки захватили плацдарм на восточном берегу. Переправляю танки.
Несколько позже другой плацдарм за Оболью захватила 381-я стрелковая дивизия генерал-майора А. В. Якушева. И танкисты, и стрелки действовали решительно. Они быстро продвигались на восток, и вскоре оба плацдарма слились в один, глубиной от 5-6 км на севере и до 13-15 км на юге. Не только фланг, но и тылы городокской группировки противника оказались под угрозой. Враг спешно перебрасывал сюда войска, снятые с центрального участка. Его замысел прорваться к Не-велю явно терпел провал. Гитлеровцы теперь уже повсеместно перешли к обороне.
В двадцатых числах ноября фронт стабилизовался. Городокская группировка противника, так и не выполнив главной своей задачи, зажатая с запада и востока частями 4-й ударной армии, осталась в полуокружении, что вскоре и решило ее судьбу.
Еще одну операцию на витебском направлении (она получила название Городокской) войска 1-го Прибалтийского фронта осуществили под руководством нового командующего. Генерал армии А. И. Еременко убыл на юг, где принял командование Отдельной Приморской армией, а вместо него 1-й Прибалтийский фронт возглавил генерал армии И. X. Баграмян.
В конце ноября, когда на фронте установилось относительное затишье, меня вызвали в штаб 4-й ударной армии. Здесь я встретил и других командиров корпусов - генералов А. Н. Ермакова (60-й стрелковый корпус), А. А. Дьяконова (83-й стрелковый корпус), Н. С. Осликовского (3-й гвардейский кавалерийский корпус), М. Г. Сахно (5-й танковый корпус). Мы были представлены новому командующему фронтом, он заслушал наши доклады.
Генерал Баграмян уже детально знал боевую обстановку. Слушая доклады, он тем не менее что-то записывал, задавал вопросы. Если ответ его не удовлетворял, переспрашивал. Если кто-то из нас затруднялся ответить сразу, командующий не торопил. Тон спокойный, ровный, доброжелательный. А когда очередной докладчик начал перечислять цифры и факты, рисующие успехи его корпуса в минувшей операции, Иван Христофорович тем же ровным тоном заметил:
- Это уже известно из оперативных сводок. Хотелось бы услышать вашу оценку нынешней боевой обстановки в более конкретном виде. Мы готовимся к новым наступательным боям. Что думает по этому поводу ваш штаб, что думаете вы сами? И почему думаете так, а не иначе? Нам нужны не цифры, но анализ, построенный на цифрах и фактах. Только такой наш с вами разговор поможет в планировании операции.
Последним довелось докладывать мне.
- Командовали дивизией на Юго-Западном фронте? - спросил И. X. Баграмян.
- Да, девятой гвардейской.
- Большой Бурлук, Оскол, Дон? Помню... Продолжайте!
Я, естественно, учел замечания командующего по предыдущим докладам и основное внимание в своем выступлении уделил вопросам оперативно-тактическим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140