с хутора доносился громкий разговор на немецком языке. По моему приказу все, кто был в машинах (в основном это работники штаба и политотдела), тотчас рассыпались в стрелковую цепь, артиллеристы противотанкового дивизиона привели в боевую готовность пушки. В хутор отправился взвод автоматчиков во главе со старшим лейтенантом Хижняковым. Вскоре там простучали очереди немецких и наших автоматов, и все стихло.
Однако с высотки, что темнела впереди, ударили немецкие танковые пушки, бледный свет ракет озарил степь. Противник бил наугад, трассирующие снаряды шли то у нас над головами, то в стороне.
Разведчики привели пленного. Он оказался шофером из хозяйственного подразделения, ехал с командой за продуктами. С помощью сотрудника разведотделения штаба Д. П. Веселова, хорошо владевшего немецким языком, удалось выяснить расположение немецких частей. На высотке стояли рота легких танков и две роты мотопехоты. Их выдвинули сюда, чтобы перехватить нам пути отхода на перекрестке дорог.
Между тем со стороны высотки послышался шум танковых моторов, он явно приближался. Противотанковый дивизион открыл огонь, стреляли на звук. Танки сперва встали, затем отошли. Я оставил на перекрестке прикрытие комендантскую роту и две пушки; наша колонна обошла высотку степной целиной и благополучно прибыла в Морозовку. Здесь удалось установить связь со штабом армии, генерал Москаленко подтвердил приказ занять оборону под хутором Бокай.
В пять утра 11 июля передовые части дивизии прибыли в Бокай, а три часа спустя они уже приняли бой с танками и мотопехотой гитлеровцев. Это был, пожалуй, самый тяжелый день с момента нашего отхода с рубежа реки Оскол к Дону. Дивизия была сильно ослаблена. Конечно, всякое отступление под натиском численно превосходящих сил противника чревато потерями, особенно в тех случаях, когда пехоте приходится под непрерывными, интенсивными авиационными бомбежками прорываться сквозь танковые заслоны. Как бы ни был вынослив пехотинец, состязаться с мотором ему трудно.
За пять коротких летних ночей 9-я гвардейская дивизия совершила в общей сложности 200-километровый марш. Это по прямой. А ведь мы были вынуждены совершать многочисленные обходы по бездорожью. А главное в том, что, совершив очередной ночной переход, стрелковые полки с утра и до наступления темноты вели ожесточенный бой с танками. Практически бойцы отдыхали не более двух часов в сутки, а командиры и политработники того меньше. Такое неимоверное физическое и нервное напряжение сказывалось на их боеспособности, а следовательно, росли и потери.
Итак, утром к хутору Бокай вышла только часть наших сил - 18-й полк, противотанковый дивизион, артиллерийский полк и штабные подразделения. 31-й полк был еще на марше, 22-й полк вел арьергардные бои, прикрывая отход дивизии.
18-й полк Кондратенко, растянувшись буквально в нитку, занял 12-километровый рубеж обороны. Основной нашей силой была артиллерия - 17 орудий и 4 миномета. Командующий артиллерией Полецкий и командир 28-го артполка Осипычев разместили ее так, чтобы при необходимости обеспечить маневрирование огнем и колесами на широком фронте.
В восемь утра налетели пикирующие бомбардировщики фашистов, затем от хутора Колядва двинулись на оборону 18-го полка около 30 танков с десантом автоматчиков. Встреченные артиллерийским огнем, танки были вынуждены отойти. На пшеничном поле остались 6 подбитых машин.
Два часа спустя атака повторилась. На этот раз 60 танков шли тремя группами, охватывая оба фланга 18-го полка и позицию артиллерии. С северо-западной окраины хутора Бокай, с крыши хаты, я наблюдал за боем. Орудийные расчеты подполковника Осипычева работали быстро и точно. Танки загорались один за другим, черный маслянистый дым свечками тянулся в безветренное небо. Горело пшеничное поле, фашистские автоматчики спрыгивали с брони и, прикрывая рукавами лица, бежали сквозь огонь обратно к Колядве.
Рядом с хатой, в вишневом саду, разорвался снаряд, за ним второй и третий. Артиллерийский обстрел продолжался минут двадцать. Взвилось пламя над ближними хатами, и скоро вся окраина Бокая пылала пожаром. В грохоте боя я услышал треск мотоциклетных моторов. Как и где обошли фашисты оборону полка, не знаю (впрочем, сделать это было легко, ибо фланги наши были открытыми). Тяжелые мотоциклы с пулеметами, по четыре в ряд, выскочили из широкой лощины примерно в километре от нас и, развертываясь на ходу веером, стреляя из пулеметов, ринулись к окраине Бокая.
Кричу Бронникову:
- Комиссар, выводи артиллеристов!
Михаил Васильевич кинулся в соседний двор, где стоял мой единственный резерв - две противотанковые пушки лейтенанта Коргалева. Бронников вскочил на подножку грузовика, бойцы и сержанты на ходу прыгали в кузов. Две машины с пушками на прицепе скрылись в проулке в дыму пожара. Больше я их не видел. Слышал только, как пять минут спустя в общий шум боя ворвались звонкие частые выстрелы противотанковых орудий.
Мотоциклы, около ста машин, были уже близко, когда в их рядах брызнул огонь, метнулись комья земли, взвихрились пыльные столбы. Летели вверх колеса, заваливались набок коляски с пулеметами, бежали и падали спешенные мотоциклисты. Остальные быстро поворачивали назад и уходили к лощине. Видимо, командующий артиллерией Полецкий успел скорректировать и огонь 20-го отдельного минометного дивизиона. Уже на подходе к лощине сгрудившиеся мотоциклы накрыл минометный залп.
Рокот танковых моторов, пушечная пальба раздавались в тылу дивизии. Там, южнее Бокая, располагались огневые позиции двух батарей 28-го артполка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140