Но мы, ветераны дивизии, всегда их помним, как положено помнить Неизвестного солдата. Помнится, Уральский рассказывал об одном пулеметчике-герое, имя которого осталось неизвестным. А дело было так. Комбат, возглавив резервный взвод, выбивал противника из деревни Слобода, и только тут он обнаружил, что эсэсовцам так и не удалось овладеть всей деревней. На западном ее краю, у насыпи, строчил пулемет "максим". Из-за его щитка навстречу Уральскому поднялся боец с закопченным лицом.
- Молодчина! - крикнул комбат.
- Служу Советскому Союзу! - ответил тот. Потом эсэсовцы опять окружили деревню, пустили вперед танки. Нашему взводу пришлось отходить.
- Я прикрою, - вызвался все тот же пулеметчик.
И он прикрыл. В вечерних сумерках еще долго стучали короткие очереди его "максима".
В этом же бою на глазах у бойцов 5-й роты геройски погиб неизвестный политрук - возможно, из соседнего 258-го полка. Ценой своей жизни он гранатами подорвал немецкий танк - один из двенадцати, потерянных противником на участке батальона.
Прорыв противника на правом фланге дивизии, трудная борьба за Слободу и Мары, естественно, отражались на положении дел в центре наших боевых порядков, на федчинском плацдарме. Далеко выдвинутый вперед, тупым клином врезавшийся в северо-восточную окраину села Михайловское, плацдарм оказался теперь под угрозой: находившиеся здесь три батальона в первом эшелоне и два во втором могли быть обойдены фашистами со стороны Слободы.
Дивизия - хотели мы того или не хотели - вела напряженнейший оборонительный бой, а построение ее боевых порядков оставалось прежнее, наступательное, принятое еще четыре дня назад. Следовательно, форма уже перестала соответствовать реальному содержанию боя. К тому же отход соседних дивизий не позволял надеяться на изменение обстановки к лучшему. Поэтому целесообразно было стянуть части в кулак, уплотнить оборону по Озерне, создать резервы для отражения фланговых атак противника.
Это решение надо было доложить командарму, но связь с КП армии оказалась потерянной. Удалось переговорить лишь с командиром 18-й дивизии. Чернышев сообщил, что штаб армии переместился ближе к правому флангу, где создалась тяжелая обстановка: фашистские танковые дивизии прорвали фронт и устремились на Клин и Солнечногорск.
Ждать нам нельзя было ни минуты. Это тот случай, когда промедление смерти подобно. Приняв решение, я тут же стал проводить его в жизнь. Прежде всего позвонил командиру 40-го полка, приказал вывести оба батальона из Михайловского и занять оборону по Озерне, сменив у деревни Городище 258-й полк Суханова. Суханову приказал сдвинуть полк влево, а 3-м батальоном удерживать Федчино.
Связываюсь с командирами 210-го гаубичного и 159-го легкого артполков Ф. М. Осипычевым и И. Д. Жилиным. У них теперь очень ответственная задача маневрируя огнем, надежно прикрыть перегруппировку стрелковых частей.
Работники штаба и политотдела разъезжались по частям - надо было на месте помочь командирам осуществить намеченную перегруппировку.
- Еду в сороковой полк, - говорит Бронников. - Там, пожалуй, всего труднее.
- Верно, комиссар.
Отвод батальонов 40-го полка из Михайловского в Федчино и далее на восточный берег Озерны проходил при непрерывных атаках противника. Всю тяжесть боя на плацдарме приняли на себя 1-й батальон 258-го полка, возглавляемый Романовым, и противотанковый дивизион Михайлова. Это были опаснейшие часы, но стрелки и артиллеристы выстояли. Казалось, нам уже удалось произвести перегруппировку. Суханов доложил:
- У Федчино - полный порядок. У Городища Коновалов сменил мой второй батальон.
Но именно в этот момент, когда Коновалов отвел свой 40-й полк за Озерну, к деревне Городище, фашисты нанесли новый и очень сильный удар. Их танки и автоматчики ворвались в Городище. Здесь опять я должен сказать о неизвестных солдатах, чья беспримерная стойкость помогла нам в критической ситуации. О них, о героях 40-го полка, с честью павших за Родину, и по сей день рассказывают старики из деревни Городище.
Вспоминают они двух молоденьких лейтенантов, долго державших оборону за околицей. Окруженные фашистами, они винтовочными выстрелами отвечали на крики "Рус, сдавайся!". А когда кончились патроны, лейтенанты встали из окопчика и со штыками наперевес пошли в последнюю контратаку. Один тяжело хромал: видимо, был ранен; другой высоким голосом пел "Интернационал". Фашисты открыли огонь. Так ушли в свое бессмертие, в народную память два гордых лейтенанта.
На другом конце деревни сражался красноармеец с трофейным автоматом. Деревенские мальчишки, высунувшись из погреба (изба над ним была снесена артогнем), кричали: "Дяденька, уходи скорей! Вон тем овражком. Там наши!" Он только рукой махнул. Не ушел. А когда набежали эсэсовцы, красноармеец взорвал гранатой и себя, и вражеских солдат.
Фашистам удалось захватить деревню, однако продержались они в ней не более часа. Командир 1-го батальона капитан Глухов организовал контратаку, ведущую роль в которой сыграла 2-я стрелковая рота. К этому времени ее командный состав выбыл из строя, и роту возглавил инструктор пропаганды 40-го полка политрук И. А. Романенко. Иван Андреевич прибыл в дивизию незадолго до ее отправки на фронт, но уже успел зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. Это был страстный агитатор и бесстрашный воин. В первом же бою 40-го полка на Озерне Романенко участвовал в атаке, был легко ранен. А теперь, собрав бойцов 2-й роты, он повел их за собой на Городище. Эсэсовцы были выбиты из деревни. Закрепившись, рота отбила еще несколько вражеских атак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140