Стояли же они на этой станции целый день! Рыженькая литовка попала, не видно ее на путях.
Хвост все уменьшался, превратившись в туманную точку -- теперь и она исчезла в мареве. Справа от Таюнь садилось солнце, небо стало выцветшим и бледным. Где нибудь на станции можно будет узнать... и вообще, приключение. Еще одна переделка. Голый человек на голой земле! В кармане -- серебряный мундштук, верный друг во время войны; батистовый платочек с кружевом, и самодельный флажок -- все иностранцы в Германии со своими национальными эмблемами. Довольно легкий багаж! И это действительно все, если не считать часов на руке и кольца. Даже брошку она сняла и положила в сумку, боялась, что потеряет -- тяжелая, золотая. А главное, что в сумке махорка была, хлеб, даже сала кусок и -- и все документы, конечно. И пальто из серой каракульчи, притороченное к чемодану ремнями, подкладкой кверху, чтобы не видно было, что оно дорогое. Идиотство в сущности брать такое в дорогу, но она хотела одеться прилично, попав в большой город. Вот и оделась. Но этот инженер -тоже рижанин, порядочный человек, он сдаст вещи на станции, на хранение. Пока только -- немного страшновато, но как то и весело даже -- может быть такое: веселая злость? И в который раз бывать в пути с таким багажом -налегке? Да, но тогда была весна, и солнце, и... не седеющие уже волосы. Совсем иначе.
Идти по шпалам стало тяжело. Таюнь подобралась к краю полотна, спустилась под откос. Пыльная дорога показалась мягкой. Сбоку тянулись низенькие заборчики, крохотные будки-домики в садиках -- кусты, яблони, цветы. Немецкая "беседочная колония" -- "Шребергартен". Устало думала, что считала раньше почему то это название от "Шербен" -- осколки -- и только потом узнала, что Шребером звали городского инженера, давшего бедным горожанам возможность выхода в зелень, в свой крохотный садик на окраине... Одна из калиток хлопнула, закрылась, на дорогу вышла женщина с мальчиком и большой корзиной в руках.
-- Посмотри, мама, негритянка! -- послышалось за спиной Таюнь.
Оглянулась с любопытством. Откуда взялась здесь негритянка? На дороге, кроме женщины с ребенком и ее, никого не было видно. Вот, значит, как она выглядит, после вчерашнего вагона с углем. Провела рукавом по лицу. Все равно, надо идти дальше.
Над сорванной крышей вокзала с мигавшими огоньками редких карманных лампочек лежало совсем уже темное ночное небо. Таюнь бродила от одного человека в помятой синей форме к другому -- железнодорожные служащие, машинисты. Сюда должен был придти поезд, товарный, с бочками на платформах, там ее вещи, чемодан... Номер? Нет, номера она не знает, конечно.
Ее посылали в контрольную башню, в разные бараки вокруг, еще куда то, снова и опять... в темноте сновали какие то люди, Таюнь спотыкалась на рельсах, повторяла все то же самое всем, уже совершенно чужим, отчаявшимся голосом. Пожилой служащий выслушал ее второй раз, и взмахнул карманным фонарем.
-- Вам нужно догнать его. Он пошел в Мюнхен, на юг. Идемте, я посажу вас на другой, сейчас отходит, с ним догоните, направление то же ...
Взял ее за руку и уверенно повел в темноте, пролезая между вагонов, людей.
-- Вот, садитесь -- и подтолкнул к высокому полу товарного вагона с открытой дверью. Таюнь попробовала подтянуться, чьи то руки протянулись из темноты, помогли вскарабкаться, коленом больно стукнулась о край, но уже подняли, посадили на ящик. На другом горела свеча, кругом говорили, гортанно и быстро, смутно различались темные лица, блестящие глаза, зубы -итальянская речь.
-- Синьоры -- сказала Таюнь и стала медленно подбирать самые простые французские слова, мешая их со знакомыми итальянскими, чтобы им было понятнее, -- синьоры, я потеряла свой поезд ...
Они очень весело выразили сочувствие, смеялись, предложили страшно крепкую сигарету. Таюнь с наслаждением закурила, вагон качнуло, поезд тронулся. Дверь оставалась открытой. Итальянцы придвинулись ближе, размахивая руками. Такие милые, -- подумала Таюнь. Итальянские военопленные наверно, или рабочие?
Поезд дрогнул и остановился. Открытый пролет дверей в темноту сильно побледнел -- начиналось уже поле. В синеватом просвете в вагон сразу шагнули две фигуры с белыми поясами, свежими розовыми лицами под темным беретом набекрень. Английская форма.
-- Что это такое? -- спросили оба ломано по немецки, указывая на нее.
Итальянцы загалдели, смеясь. Таюнь встала.
-- Я потеряла свой поезд -- начала она по английски. -- Там остались мои вещи. Я должна ехать на юг, меня посадили сюда, чтобы догнать ...
-- Но вы не можете ехать одна ночью со всеми этими мужчинами!
-- Я не забочусь больше о том, что "шокинг" -- улыбнулась Таюнь. Посмотрели бы они, как ей приходилось ездить!
-- Нет, это невозможно. Идемте.
Тон, не терпящий возражений. Власть. Спустилась за ними из вагона под сожалеющие возгласы итальянцев. Поезд стоял в поле. Англичане шли впереди, Таюнь не разбирала их слов. Куда? Может быть, все таки не оставят в поле? Внезапно расстелившася пустота вокруг показалась страшной.
Шедший впереди -- старший, наверно сержант, -- помог взобраться в вагон. Совсем другая обстановка. Направо и налево от двери поднимались уступами аккуратные ящики и громадные картонки. Посредине на одном горела свеча в бутылке, два поменьше служили табуретками.
-- Садитесь, мы сейчас вернемся.
Они соскочили снова и пошли -- очевидно, заканчивать обход. На обоих концах вагон был забит ящиками до потолка, но в начале на них было устроено нечто вроде полатей, лежали светлые одеяла и подушки. Англичане вернулись, и второй, ростом поменьше, что то кинув на ходу другому, прошел в темный угол и лег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92