– Что имеете в виду?
– Все эти спасители, о которых пишет Сабина…
– Это не ново для меня. О них рассказывается в исторических книгах – Гермес, Таммуз, Марс. Они не подрывают моей веры в Иисуса, если вы имеете в виду именно это. Я рассматриваю их как его предвестников.
Майкл сделал паузу.
– А что случилось? Вы вдруг стали бледны, как полотно.
– Воспоминания, – коротко ответила она.
Кэтрин стянула с рук перчатки, подставив вспотевшие руки холодному воздуху.
– Ребенком я заикалась, когда нервничала или испытывала страх. С возрастом это прошло. Когда мы приехали в Южную Калифорнию, мне было десять лет, и я пошла в школу Пресвятой Девы Марии. Тогда я еще заикалась. Мама предупредила учителей об этом, но сестре Иммакулате, видимо, забыли сказать. Она преподавала в пятом классе и, к сожалению, тоже страдала этим недугом. Это случилось в мой первый день в школе. – Кэтрин провела рукой по коротким белокурым волосам. Она говорила отрывисто. – Мы изучали путешественников-первооткрывателей. Я жутко боялась, что сестра меня вызовет. – Вспоминая события прошлого, Кэтрин качала головой. – И, конечно же, она вызвала меня. Урок был посвящен Васко да Гама. Когда сестра произнесла его имя, у нее вышло «В-васко д-да Г-гама». Она задала мне вопрос, я стала заикаться: «В-васко д-да Г-гама». Класс взорвался от хохота. Сестра восприняла мои слова как оскорбительную насмешку. Она приказала мне встать на табуретку лицом к классу, повесила мне на шею табличку с надписью «Неверная». Сестра сказала, что я простою на табурете до тех пор, пока не пойму, что к людям необходимо относиться уважительно, после чего продолжила урок.
Дети хихикали и перешептывались. Я плакала. Мне захотелось в туалет, но я была настолько напугана, что побоялась попроситься. Я стала терпеть, но меня хватило ненадолго. Через некоторое я почувствовала, что мои ноги что-то щекочет. Дети завизжали от смеха, но потом в классе воцарилась тишина, угнетавшая меня еще больше, потому что я чувствовала, что им за меня стыдно. Сестра решила, что я сделала это нарочно. Она сняла меня с табурета и обозвала негодяйкой, после чего отвела в кабинет директора.
Кэтрин теребила край шарфа. Чувствуя на себе взгляд Майкла, она продолжила:
– Школьная медсестра занялась мной, пока директор пытался дозвониться до моих родителей. Матери в городе не было – она уехала на семинар, но отец был дома, вернее, в колледже, в котором преподавал. Поскольку это произошло утром, он сказал, что зайдет за мной во время обеда. Так я и продолжала сидеть в кабинете директора. Выстиранные трусы лежали в целлофановом пакете у меня на коленях. Я ждала отца.
Обед начался и закончился. День близился к вечеру. Отцу снова позвонили и оставили сообщение на автоответчике. Уроки закончились, дети ушли домой. Разошлись по домам и учителя. Уборщицы стали мыть полы.
Домой меня отвезла школьная медсестра. Отец был дома. Он сказал, что забыл обо мне, и даже не спросил, что произошло, а вернулся в свой кабинет.
Кэтрин поднялась и стала рассматривать тонкую пленку льда на поверхности воды в ванной. Месса уже начиналась.
– Церковь была для отца смыслом жизни. В этой фанатичности присутствовало что-то мистическое. Ему не стоило заводить ребенка, быть отцом не его призвание.
– Итак, Церковь значила для него больше, чем вы, и за это вы злитесь на меня.
Кэтрин обернулась.
– Бог значил для него больше, чем я! Майкл, я прокляла Бога не из-за отца Маккинли или того, как умерла моя мать. Я прокляла Бога за то, что отец любил его больше, чем меня. Он не оставил бы Бога сидеть в одиночестве в кабинете директора в мокрых трусах!
Кэтрин протянула руку и разломила тонкую ледяную пленку.
– Дети очень плохо относились ко мне. Можете представить, какими словами они обзывали меня. Если бы не Дэнно…
– И вы так и не рассказали об этом матери?
Кэтрин вернулась к лавке.
– Зачем? Она души не чаяла в отце. Когда он умер, я разозлилась, потому что вопрос так и остался нерешенным. Я все ждала момента, когда вырасту, стану мудрее, смогу побеседовать с ним на эту тему и все прояснить. Но он погиб, и в его смерти виновна моя мать, потому что она продолжала писать книги, раздражающие Церковь, а ведь отцу пришлось уехать именно из-за этого!
– Поэтому вы и решили продолжить работу матери – работу, которая заставила отца поехать на верную смерть?
Она удивленно посмотрела на него.
– Вы думаете, что я взялась за свитки, увидев в них некий извращенный способ наказать отца?
– Так вы злитесь на него? Именно его вы и не можете простить?
Кэтрин посмотрела на свои руки и тихо ответила:
– Майкл, его обвинили в шпионаже, и он даже не стал этого отрицать. Он и пальцем не пошевелил, чтобы защитить себя. Он позволил им надеть на себя капюшон и сам подставил голову под топор. Когда я приехала в аэропорт за его останками, то испытала острое желание сорвать крышку гроба и спросить наконец, почему он не пришел за мной в тот день. Я должна была услышать от него, что причина заключалась в том, что он не любил меня.
– Вы злитесь на него за то, что он погиб?
– Это незавершенное дело, – сказала Кэтрин. – Он избежал ответа. – Она встала с лавки и принялась натягивать перчатки. – Именно поэтому я и не могу зайти с вами в эту церковь, Майкл. Это его церковь и его Бог. И я не претендую даже на крошечный кусочек его собственности. Мне не следовало приходить. Но вы ступайте, Майкл. Ваше место здесь, а мне нужно работать.
Он посмотрел ей вслед. Кэтрин возвратилась в отель миссис О'Тул к пятому свитку.
Пятый свиток
Сначала мы должны умереть.
Как и Осирис, Благочестивый Пастырь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140