– Не реви!
Но тут же сам разревелся. Этот дружный рев тронул господина Рада. Он несколько раз глубоко затянулся сигарой. И тут Челе, элегантный Челе, с гордым видом выступил вперед, решив, что пришло время и ему показать достойную римлянина твердость характера, которую накануне на пустыре проявил Бока.
– Простите, господин учитель, – решительным тоном объявил он, глядя ему прямо в глаза, – но я тоже достал для общества замазку.
– Откуда ты ее взял? – спросил господин Рац.
– Я разбил дома ванночку для купания птиц, мама ее замазала, а я выковырял замазку. Канарейка стала купаться, и вся вода вытекла на ковер. Ну зачем такой пичуге купаться? Вот воробьи – грязные, а никогда не купаются.
Господин Рац наклонился вперед и пригрозил:
– Что-то ты, Челе, развеселился некстати! Смотри у меня! Колнаи, продолжай.
Колнаи сопел и всхлипывал.
– О чем продолжать? – спросил он, утирая нос.
– Где вы взяли остальное?
– Челе ведь сказал… И еще мне общество выдало шестьдесят крайцаров на замазку.
Это господину Рацу не понравилось.
– Значит, вы и за деньги покупали?.
– Нет, не покупали, – возразил Колнаи. – Просто мой папа доктор и по утрам объезжает больных на извозчике, и один раз он взял меня с собой, а я соскреб замазку с окошка – хорошая, мягкая была замазка, и тогда общество выдало мне шестьдесят крайцаров, чтобы я нанял ту самую карету; я и нанял и проехал в ней до самого Поселка чиновников и всю замазку выковырял, изо всех четырех окошек, а домой вернулся пешком.
Учитель что-то вспомнил:
– Так это тебя я встретил тогда возле Академии Людовики?
– Да.
– И окликнул… а ты мне не ответил…
Колнаи, опустив голову, уныло объяснил:
– Потому что у меня была полна пасть замазки…
И тут повторилось все сначала: Колнаи опять залился слезами, Вейс опять заволновался, начал теребить полу своего пиджачка и сказал в смущении:
– Чуть что – сейчас в рев…
И, глядя на него, сам заревел. Господин Рац встал и начал ходить взад и вперед по комнате.
– Хорошенькое общество, нечего сказать! – промолвил он, покачав головой. – И кто же был председателем?
Тут Вейс мгновенно позабыл все свои горести и, перестав плакать, с гордостью заявил:
– Я.
– А казначеем?
– Колнаи.
– Давай-ка сюда оставшиеся деньги.
– Пожалуйста.
Колнаи полез в карман. Карман и у него был не меньше, чем у Чонакоша. Порывшись там, он принялся по порядку выкладывать содержимое на стол. Сначала извлек форинт и сорок четыре крайцара; потом две пятикрайцаровые почтовые марки; письмо-секретку; две гербовые марки стоимостью в крону каждая; восемь новеньких перышек и наконец цветной стеклянный шарик. Учитель, сосчитав деньги, нахмурился:
– А деньги у вас откуда?
– Это членские взносы. Каждый платил по десять крайцаров в неделю.
– Но для чего вам деньги?
– Просто чтобы взносы платить. Вейс от своего председательского жалованья отказался.
– Сколько ж оно составляло?
– Пять крайцаров в неделю. Почтовые марки принес я, секретку – Барабаш, а гербовые марки – Рихтер. У него отец… он у отца…
– Украл?… Да?… – перебил учитель. – Рихтер!
Рихтер, потупившись, сделал шаг вперед.
– Украл?
Рихтер молча кивнул.
– Какая испорченность! – покачал головой господин Рац. – Кто твой отец?
– Доктор Эрне Рихтер, адвокат по уголовным, гражданским и финансово-правовым делам. Но только общество вместо этой подложило другую марку.
– Как это – подложило?
– Да так. Я очень испугался, когда стащил марку, и общество выдало мне одну крону, я купил на нее новую марку и тихонько подложил ее папе на письменный стол, а он застал меня – не когда я стащил, а когда подкладывал, – и накостылял… то есть побил меня, – поправился он, поймав строгий взгляд учителя, – да еще оплеух надавал за то, что я подложил марку, и спросил, где я ее украл, а я не хотел говорить, а то он еще надавал бы мне по щекам, и сказал: «У Колнаи взял», а он говорит: «Сейчас же отнеси назад, потому что твой Колнаи наверняка ее где-нибудь украл», я и отнес; вот и получилось, что у общества теперь две марки. Учитель задумался.
– Но зачем же вы покупали новую марку? Ведь можно было вернуть старую.
– Нет, нельзя, – ответил за Рихтера Колнаи:– у той на обороте поставлена печать общества.
– Так у вас и печать есть? Где она?
– Хранитель печати – Барабаш.
Дошла очередь и до Барабаша. Он выступил вперед, метнув убийственный взгляд на этого Колнаи, который вечно с ним вздорит. Спор из-за шляпы был еще свеж у него в памяти… Но делать нечего. Без дальних слов выложил он на зеленый стол самодельную резиновую печать вместе с чернильной подушечкой в жестяной коробке. Учитель осмотрел печать. На ней была вырезана надпись: «Общество собирателей замазки. Будапешт, 1889». Господин Рац, подавив улыбку, снова покачал головой. Тут Барабаш, ощутив прилив смелости, протянул было руку, чтобы взять печать обратно. Но учитель прикрыл ее рукой:
– Ты что?
– Извините, – выпалил Барабаш, – но я поклялся, что скорее жизнью пожертвую, чем отдам печать.
Учитель положил печать в карман.
– Успокойся! – сказал он.
Но Барабаш не мог успокоиться.
– Тогда, – заявил он, – тогда и знамя у Челе отберите.
– Ах, так у вас и знамя есть? Давай его сюда, – обернулся учитель к Челе.
Тот, запустив руку в карман, вытащил крохотное знамя на проволочном древке. Это знамя, как и знамя Пустыря, тоже сшила его сестра. Вообще все дела такого рода, требовавшие умения обращаться с иголкой и ниткой, выполняла сестра Челе. Но это знамя было уже ало-бело-зеленое, и на нем красовалась надпись:
«Общество собирателей замазки. Будапешт, 1889. Поклянемся навсегда – никода не быть рабами, никода».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50