Он отвечает за благополучие, за будущее их маленького сообщества. И Бока почувствовал гордость при мысли, что взял на себя такую прекрасную задачу.
«Да, – подумал он, – я сумею вас защитить!»
Он окинул взглядом дорогой его сердцу пустырь. Потом посмотрел на штабеля, из-за которых с любопытством выглядывала стройная железная труба лесопильни, весело попыхивавшая белыми клубочками пара, – так весело и безмятежно, будто нынешний день ровно ничем не отличался от предыдущих; будто все, решительно все не было сейчас брошено на чашу весов…
Да, в эти минуты Бока испытывал чувство, которое охватывает полководца накануне решительного сражения. Ему вспомнился великий Наполеон… Потом он перенесся мыслями в будущее. Как-то оно сложится? Что ждет его впереди? И кем он будет? Солдатом, настоящим воином, который поведет по далекому бранному полю настоящие, одетые в шинели, полки – уже не за этот клочок пустующей земли, а за те родные просторы, что зовутся отечеством?… Или суждено ему стать врачом, изо дня в день ведущим бесстрашную, упорную и великую борьбу с полчищами болезней?…
Пока он размышлял таким образом, тихо опустились весенние сумерки. Бока глубоко вздохнул и пошел к штабелям – произвести смотр личному составу фортов.
Дозорные на верху штабелей увидели, что командир направляется к ним. В фортах началось движение. Уложив песочные бомбы рядами, гарнизон выстроился по команде «смирно».
Но главнокомандующий вдруг остановился на полдороге и обернулся, словно прислушиваясь. Потом быстро пошел к забору.
В калитку кто-то стучался. Бока, отодвинув засов, отворил и в изумлении отшатнулся. Перед ним стоял Гереб.
– Это ты? – смущенно промолвил Гереб.
От неожиданности Бока не нашелся, что ответить. Гереб медленно вошел и запер за собой калитку. Бока все не мог понять, чего он хочет. Во всяком случае, на этот раз Гереб казался далеко не таким веселым и спокойным, как всегда. Сумрачный, бледный, теребил он свой воротничок, и было видно, что ему нужно что-то сказать, но он не знает, как начать, Несколько мгновений оба, не говоря ни слова, в растерянности стояли друг против друга. Наконец Гереб нарушил молчание:
– Я пришел… поговорить с тобой.
Тогда и к Боке вернулся дар речи. Просто и серьезно он ответил:
– Нам не о чем с тобой говорить. Самое лучшее, если ты уйдешь, откуда пришел.
Но Гереб не внял этому совету.
– Слушай, Бока, – сказал он, – я ведь знаю, что ты обо всем догадался. И что все вы знаете о моем переходе к краснорубашечникам. Но теперь я пришел сюда не как шпион, а как друг.
– Ты не можешь сюда прийти как друг, – тихо возразил Бока.
Гереб опустил голову. Он приготовился, что его встретят грубо, станут прогонять; но тихая печаль, с какой говорил с ним Бока, была для него неожиданностью. Она больно задела его – больнее, чем если бы его ударили. И он вдруг сам заговорил тихо и печально:
– Я пришел исправить свою ошибку.
– Это невозможно, – ответил Бока.
– Но я раскаиваюсь… страшно раскаиваюсь… Я принес вам знамя, которое Фери Ач захватил, а Немечек хотел унести обратно… и которое Пасторы вырвали у него из рук…
С этими словами он вытащил из-под куртки маленькое ало-зеленое знамя. У Боки заблестели глаза. Знамя все измято, истерзано: видно, что за него боролись. Но это-то и было в нем самое прекрасное. Изорванное, оно выглядело, как настоящее знамя, пронесенное сквозь огонь сражений.
– Знамя, – возразил Бока, – мы отберем у краснорубашечников сами. А не сумеем отнять – один конец… Все равно мы тогда уйдем отсюда, разбредемся кто куда… не будем больше вместе… Но получить знамя из твоих рук – нет, этого нам не нужно. И сам ты не нужен.
Бока сделал движение, собираясь уйти и оставить Гереба одного. Но Гереб ухватил его за пиджак.
– Янош, – задыхаясь, промолвил он, – я понимаю, что очень виноват перед вами. Но я хочу искупить свою вину. Простите меня.
– Эх, – сказал Бока, – простить я давно простил.
– И вы меня примете обратно?
– Нет. Вот это уж нет.
– Ни за что не примете?
– Ни за что.
Гереб вынул носовой платок и поднес его к глазам.
– Не плачь, Гереб, – грустно сказал ему Бока, – не хочу я, чтобы ты здесь, передо мной, плакал. Ступай себе домой и оставь нас в покое. Ведь ты пришел сюда потому, что теперь и краснорубашечники больше тебе не верят.
Гереб спрятал платок в карман и попытался принять мужественный вид.
– Хорошо, – сказал он, – я ухожу. Больше вы меня не увидите. Но даю слово: я пришел не из-за того, что от меня отвернулись краснорубашечники. Тут другая причина.
– Какая же?
– Не скажу. Может быть, ты когда-нибудь узнаешь. Но горе мне, если узнаешь…
– Не понимаю, – сказал президент, глядя на него с удивлением.
– Сейчас не могу объяснить, – пробормотал Гереб и пошел к калитке. Там он еще раз обернулся и спросил: – Значит, не примете, нечего мне и просить?
– Не примем.
– Ну, тогда… я и не прошу.
И Гереб выбежал на улицу, хлопнув калиткой. Бока мгновение колебался. Первый раз в жизни поступил он с другим так безжалостно. И он хотел уже догнать Гереба и крикнуть ему: «Иди, но только больше так не делай!»– но вдруг вспомнил, как Гереб совсем недавно, насмехаясь, убегал от них по улице Пала, а они с Немечеком, повесив головы, печально стояли на краю тротуара, и в ушах у них раздавался его глумливый, злорадный хохот.
«Нет, не стану звать его назад, – подумал он. – Это скверный парень».
И решительно повернул к штабелям, но, пораженный неожиданным зрелищем, остановился. Мальчики стояли на штабелях, наблюдая за происходящим. Стояли даже те, кто не принадлежал к гарнизону фортов. Все маленькое войско в полном составе выстроилось там, наверху, на уложенных рядами поленьях, и безмолвно, затаив дыхание, ждало, чем кончится встреча Боки с Геребом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50