Я подумала, что вы волнуетесь.
— У вас есть дети? — спросила мамочка Пенни и посмотрела на меня так, как будто я предлагала ей купить тур на Багамы.
В это время из дома явно потянуло чем-то горелым.
— Э-э-э, — сказала я неопределенно, пытаясь украдкой заглянуть ей за спину. — Я точно не знаю, хотя вокруг их много бегает. Но мне кажется, у вас что-то пригорело.
Изобразив, таким образом, бдительную гражданку, я гордо выпрямилась. Но тут она за шкирку втащила Пенни в дом, сграбастала собаку и замахнулась на меня поварешкой, и все лицо у меня разом оказалось в чем-то желтоватом. Солидная порция осела на губах. На вкус это напоминало сахарную пудру.
— Она еще маленькая. Не могла она играть в парке одна! — И мамаша шваркнула дверью.
Я с минуту постояла, ошеломленно уставившись на полоски краски на двери, и побрела обратно к скамейке. У меня не было другого выбора — придется и дальше торчать тут как пришитая. А я просто умирала, как хотела домой, в ванну. Ведь я уже просидела здесь пять часов и запачкала все руки об эту скамейку. Делать нечего, я стерла сахарную пудру подкладкой вывернутого рюкзака. Но лицо все равно оставалось липким. Я, как супермодель, взбрызнулась водой «Эвиан». И наконец мой нос снова приобрел розовый цвет.
Я достала журнал. Предполагалось, что Дэниел вернется с работы только часа через два. И я хотела, чтобы мамочка Пенни и копы (в том случае, если бы ей взбрело в голову позвонить в полицию) ничего не заподозрили. Кроме того, я отчаянно хотела забыться статьей о Брэде Пите — не дожидаясь, пока в мою голову снова полезут воспоминания о том, как я в пять утра поблизости от ночного клуба имела неприятный разговор с Роном.
Меня бросало в дрожь при мысли о той пятерке, которую он дал мне на такси в ответ на мою просьбу проводить меня домой. Я потратила ее тем же утром, в придорожной забегаловке. «Больше никогда не буду пить коктейли», — сказала я себе. Во всяком случае, те, которые кроме как неприличным словом никак назвать нельзя.
— Эй, Кэсс, — позвала Зара, осторожно входя в спальню и пытаясь удержать поднос, на котором стоял кофе. — Памела Андерсон звонила. Хочет отобрать у тебя свои груди.
— Пусть забирает, — ответила я, стараясь заправить рубашку в одну из тех скучных юбок, которые Зара носит на работу. Я голову сломала — все никак не могла решить, какую же мне выбрать: в серую тонкую полоску или шерстяную, в темно-коричневую. — Ты что, и рубашки принесла со своей работы? И как у тебя в них буфера влезают! — заявила я и шагнула к зеркалу. — Ну просто никуда не годится.
Между пуговицами оставались маленькие, овальной формы щели. В них виднелся мой новый лифчик с чашечками размера «С». Наполненные гелем, они напоминали немного сплющенные шары или противозачаточные колпачки. Раньше у меня никогда не было бюстгальтера с тремя застежками. Я всегда думала, что их расстегивание вполне можно приравнять к олимпийскому виду спорта. Непонятно, как все эти порнозвезды ухитряются оказываться в постели и притом голышом.
Ну да ладно, поскольку я хотела притвориться кое-кем другим, то сочла, что такие груди мне просто необходимы.
Между тем Зара так и застыла позади меня с подносом в руках. Обернувшись, я заметила, что она пытается сохранить невозмутимый вид, но глаза ее подозрительно заблестели. Посуда задребезжала — это она поставила поднос на мое ярко-розовое пуховое одеяло. Руки у нее тряслись.
Я кинулась извиняться. Сердце мое сжалось, когда до меня дошло, как я ее задела. Стыда у меня нет.
— Я не имела в виду, что это у тебя — буфера. У тебя великолепная, красивая грудь. Да я о такой просто мечт…
— Что ты заладила — буфера, да буфера, — взбесилась она.
— Прости, — сказала я, чувствуя себя ужасно неловко. — Просто у меня нет никаких рубашек, кроме той, что мне выдали в видеопрокате, и майки с дурацким слоганом. Твоя одежда намного приличнее, чем моя.
Я понимала, что меня занесло. Наверное, так чувствует себя старый сексист, если ляпнет что-нибудь не то и вдруг — когда ему скажут — поймет, какую сморозил глупость или как он кого-нибудь обидел. И ничего ему не остается, кроме как лечь и умереть от стыда, и желательно в одиночестве, в окружении одних кошек.
Я подошла и обняла Зару, но она так и стояла, опустив руки по швам. Это было все равно что обнимать столб или парковочный счетчик. Чувствовала я себя отвратительно.
— Зара, я знаю, в последнее время я веду себя ужасно. Просто я на взводе. Если я тебе кое-что расскажу, обещаешь, что не проболтаешься?
Она не шелохнулась. Но я видела, что ей интересно — ее левое веко чуть дернулось.
— Ну ладно, — сказала я и набрала в легкие побольше воздуха.
Я не из тех, кто признается в собственной слабости. Я всегда считала, что если не привлекать внимания к своим недостаткам, никто их и не заметит. Между прочим, поэтому я и одеваюсь так вызывающе — чтобы никто не заметил моей раздавшейся талии. И раздрая в моей душе.
— Две вещи. Первая — я по уши в долгах. И все больше запутываюсь. Я как Деми Мур в фильме «Огни Святого Эльма», только не такая красивая. А все друзья у меня нормальные и к тому же классно выглядят.
Тут Зара почти перестала бычиться, и я продолжила:
— Я выплачиваю долги, но очень, очень медленно. Почти все заработанное сжирают проценты, и я себя чувствую просто ужасно, потому что раньше я никогда не была в долгах, и теперь мне страшно. И второе. Я ненавижу свою работу в видеопрокате, а этот заказ для меня — шанс. Я очень, очень хочу выполнить его и заработать денег, — закончила я на глубоком вздохе.
В ужасной тишине мне послышалось эхо своего собственного писклявого голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83