Я услыхала голос мужа, произносившего ругательства и -проклятия. Когда хозяин гостиницы отпер дверь, он спросил его, вернулись ли его жена и слуга.
«Ваша жена здесь,— сказал трактирщик,— но слуги вашего я не видел, и на конюшне у меня стоит только одна лошадь».
Самуил вошел в мою комнату и закричал, увидев меня:
«Господи! Что с вами случилось?»
Я рассказала ему все. Он слушал меня вне себя от бешенства. Я не назвала ему, однако, имени Ренэ-фло-рентийца.
«Итак, слуга умер!» — воскликнул он.
«Умер или только ранен, этого я не знаю,— ответила я.— Я не помню ничего».
«В таком случае,— сказал Самуил,— мне становится понятно все, что случилось со мною!»
И он, в свою очередь, рассказал мне, что с ним произошло. Он приехал в Сомюр с мнимым слугою епископа. Но вместо того чтобы отвезти его в епископский дом, слуга проводил его в гостиницу и сказал:
«Я предупрежу его святейшество о вашем приезде и немедленно зайду за вами».
Слуга ушел. Прошел час, другой, третий, настала ночь, а слуги все не было. Самуил начал беспокоиться и наконец спросил у трактирщика, действительно ли приехавший с ним человек — слуга епископа.
«Нет,— ответил трактирщик.— Я часто бываю в доме епископа, но такого человека не видел. Притом в настоящее время епископ не в Сомюре».
«Как!» — воскликнул мой муж.
«Его святейшество уже с месяц в Анжере».
«Вы уверены в этом?»
«Вполне».
Самуил бросился в дом епископа. Там ему подтвердили, что епископ отсутствует уже целый месяц, и никто не мог понять, что нужно Самуилу; одно только было достоверно — это то, что епископ не мог пригласить его в Сомюр, так как его самого там не было.
Страшное подозрение мелькнуло в голове Самуила. Подумав, что, вероятно, хотят похитить меня, а он сам попал в ловушку, он вскочил на лошадь и сразу же прискакал в Блуа.
Только что Самуил кончил рассказывать, как снова постучали в дверь. Это вернулся наш слуга, здоров и невредим. Пуля Ренэ попала в лошадь, не причинив вреда всаднику; но, оглушенный падением, он долго пролежал в обмороке. Когда он пришел в себя, то я и Ренэ были уже далеко. Остальное вам известно, ваше высочество,— прибавила Сара.
Генрих внимательно выслушал этот рассказ. Когда прекрасная ювелирша закончила, он сказал взволнованным голосом:
— Сударыня, вы обратились ко мне как к покровителю, и не ошиблись. Клянусь вам, что я избавлю вас от тиранства гнусного Самуила.
— Ваше высочество, вы понимаете, что я его жена только по фамилии и что ни разу с тех пор, как я узнала о его злодеяниях, он не осмеливался переступить порог этой комнаты. Но имя, которое он мне дал и которое я ношу,— разве не навеки связывает меня с ним?
— О, нет! — воскликнул Генрих.— Я помогу вам бежать от этого чудовища.
— Бежать! Но куда? И как?
— Успокойтесь, я спрячу вас в такое место, где ни муж ваш, ни Ренэ никогда вас не найдут.
***
Генрих — как совершенно верно рассказал Вильгельм Верконсен Ноэ — провел весь день у прекрасной ювелирши и ушел от нее только вечером, когда разошлись по домам, подмастерья Самуила Лорио, а последний, по своей привычке, пошел поболтать к соседу-торговцу, суконщик же запер лавку.
Было около девяти часов, когда Генрих Наваррский вышел из дома ювелира.
Принц вспомнил, что Нанси, хорошенькая белокурая камеристка принцессы Маргариты Валуа, назначила ему свидание ровно в девять часов на набережной у ворот Лувра.
Накрапывал дождь, и ночь была темная.
«Черт возьми! — рассуждал принц, отправляясь на свидание.— Не в обиду будет сказано мадемуазель Нанси, как ни прекрасны ее голубые глаза, но они не будут в состоянии осветить ее лицо настолько, чтобы я мог узнать его сквозь туман».
На набережной никого не было.
Генрих завернулся плотнее в плащ от резкого ветра и начал ходить взад и вперед, покашливая изредка, как человек, пришедший на свидание в темноте и желающий предупредить о своем присутствии тех, кто его ждет.
Через четверть часа, в течение которого Генрих не встретил никого, продолжая больше думать о прекрасной ювелирше, чем о принцессе Маргарите,— вдруг увидел что-то белое, отделившееся от стены Лувра и направившееся к нему.
«Весьма вероятно, что это платье мадемуазель Нанси»,— подумал он.
Послышались легкие шаги, и белая тень оказалась довольно близко.
Генрих еще раз кашлянул.
Тень, только что перед тем остановившаяся, стала снова приближаться и, вопреки обычаю теней, которые всегда немы, в свою очередь кашлянула.
Генрих пошел ей навстречу, и тень очутилась возле него.
— Который час, сударь? — спросил нежный, слегка насмешливый голос.
— Девять часов, мадемуазель.
— Благодарю вас,— ответила тень.— Я, кажется, узнаю этот голос.
— И я также,— ответил Генрих.
— Он принадлежит господину де Коарассу, так ведь?
— А голос, который я слышу, кажется, принадлежит прекрасной Нанси?
— Тс!..
Слово это сопровождалось прикосновением белой маленькой ручки к губам принца.
Затем Нанси — это была действительно она — наклонилась к нему.
— Идемте,— сказала она и, взяв его за руку, прибавила:—Надеюсь, что вы умеете ходить в темноте?
— Еще бы!
— И не носите ботфортов, как принц Наваррский, которые, говорят, производят адский стук на лестницах и полах Неракского замка.
— Принц — болван,— заметил Генрих и улыбнулся. Нанси прошла мимо больших ворот Лувра и привела принца к калитке, около которой стоял на часах швейцарец. Но последний спал, положив обе руки на алебарду, при свете лампы, подвешенной к своду коридора.
— Вот солдат, верно охраняющий своего короля! — заметил принц.
Закройте лицо плащом! — сказала Нанси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63