— Но я не думаю, что принцесса Маргарита принадлежит к числу женщин, подходящих для замужества с вами.
— Отчего?
— О, право, не знаю, отчего...
— Но... однако... она уродлива?
— Напротив, она прекрасна. — Значит, она... зла?
— Очень добра, принц, и, говорят, даже...
— Что говорят?
— О, в конце концов, то, что о ней говорят, нисколько меня не касается,— резко оборвал Ноэ.— Но она католичка.
— А я протестант.
— Именно. Когда жена уходит к обедне, а муж на проповедь,— прибавил Ноэ, покачав головой,— в хозяйстве пойдут неурядицы.
— Ты говоришь правду, Ноэ.
— Но королева, ваша матушка, женщина осведомленная в политике и имеет, конечно, основания желать, чтобы брак этот состоялся.
— Ну, так как бы ты поступил на моем месте?
— Я отправился бы в Париж.
— Хорошо. А затем...
— Я явился бы в Лувр.
— Прекрасно.
— Я увидел бы принцессу Маргариту, а затем обдумал бы все.
— Я последую твоему совету,— сказал принц.
— А пока я потушил бы лампу,— докончил Ноэ,— и заснул бы, не думая больше ни о Коризандре, ни о принцессе Маргарите, ни о прекрасной незнакомке.
— О, это совсем другое дело,— сказал принц,— а так как Коризандра... да, впрочем, мы увидим, друг мой Ноэ.
И молодой наследник наваррского престола юркнул под одеяло, а Ноэ, пожелав ему спокойной ночи, потушил лампу.
Через четверть часа Ноэ спал крепким сном и маленькая гостиница погрузилась в тишину.
Один Генрих Наваррский не мог заснуть, строя догадки, кто была незнакомка — дочь или жена толстого мещанина, которого она называла Самуилом?
Шум, сначала отдаленный, а затем послышавшийся уже вблизи, прервал его размышления и заставил вздрогнуть.
Это был шум, происходивший от топота копыт нескольких лошадей, рысью проезжавших мимо гостиницы.
Генрих Наваррский полюбопытствовал, кто это могли быть такие, вскочил с постели и прильнул лицом к оконному стеклу.
Он увидел группу всадников, которые сначала проехали было мимо, но затем остановились, спешились и о чем-то начали совещаться.
Один из них отделился от остальных, дошел пешком до гостиницы и постучал в дверь.
Минуту спустя хозяин гостиницы встал и отпер ему дверь.
Всадник вошел и затворил ее за собою.
Генрих Наваррский, хотевший было уже снова лечь в постель, увидел полоску света под дверью и услышал отчетливо доносившийся голос трактирщика.
Комната, которую занимал принц, находилась над кухней, а свет на полу шел от лампы, которую зажег хозяин перед тем, как впустить путешественника.
Генрих Наваррский осторожно нагнулся к щели и посмотрел.
Хозяин разговаривал с посетителем вполголоса. Генрих сразу узнал новоприбывшего — это был Ренэфлорентиец.
— Ого,— подумал принц,— я думаю, не мешало бы разбудить Ноэ. Быть может, придется скоро пустить в ход рапиры.
V
Молодой принц тихонько подошел к постели Ноэ и прикоснулся к нему.
— Кто здесь? — спросил Ноэ, вскочивший на ноги.
— Это я, молчи,— прошептал Генрих, закрывая ему рот рукой. Затем он наклонился к нему и сказал:
— Встань потихоньку, поди посмотри и послушай вместе со мною.
Ноэ не понял ничего, однако встал и вместе с принцем дошел до дверной щели, присел и начал смотреть.
Человек, в котором Генрих Наваррский признал парфюмера королевы-матери, Ренэ-флорентийца, уселся на скамью, скрестил ноги и имел вид человека, любящего поблагодушествовать.
Перед ним, держа войлочную шапку в руке, в почтительной позе стоял хозяин, в другой руке он все еще держал лампу.
— Господин трактирщик,— говорил флорентиец,— вы не знаете, кто я?
— Нет, милостивый государь.
— Но вы, конечно, слышали о королеве-матери Екатерине Медичи?
— Ах, Господи Иисусе! — вскричал трактирщик и поклонился посетителю с видом человека, пришедшего в ужас.
— И... вы умеете читать?
— Не особенно бегло, сударь.
— В таком случае посмотрите вот это.
Всадник расстегнул свою куртку, вынул пергамент и развернул его перед глазами хозяина.
На пергаменте была печать и герб Франции, и крупным почерком были написаны строки:
«Приказ пропускать предъявителя сего и, по первому его требованию, оказывать ему содействие.
Екатерина».
Трактирщик поклонился, дрожа всем телом.
— Я добрый католик и верный подданный,— пробормотал он,— поверьте мне, милостивый государь, и...
— Дело вовсе не в этом, болван,— резко прервал его флорентиец,— ты должен ответить на мои вопросы.
Трактирщик вздохнул. Ренэ продолжал:
— Есть у тебя путешественники?
— Да, сударь.
— Сколько их?
— Пятеро.
-- Ого,— сказал Ренэ.— А среди них нет ли красивой молодой женщины, путешествующей в сопровождении двух слуг...
— Толстого мещанина и слуги — так, сударь?
— Именно,— сказал Ренэ.— А... кто такие другие путешественники?
— Двое молодых людей, дворяне, которые, по-видимому, едут издалека, с Юга.
— Ого,— проворчал Ренэ, глаза у которого заблестели от злобной радости,— уж не те ли это негодяи, которые так превосходно отделали меня прошлой ночью?
Генрих Наваррский и Ноэ ни слова не пропустили из этого разговора, хотя он и велся вполголоса. Флорентиец продолжал:
— Скажи-ка, как они одеты?
— На них серые суконные куртки и черные войлочные шляпы.
— Так, а какие волосы?
— Один — белокурый, другой — черноволосый.
— Черт возьми! да это они самые.
— Ваша милость знает их?
— Очень близко.
Флорентиец задумался на мгновение.
— Где они спят? — спросил он.
— На первом этаже, вон там.
— В одной комнате?
— Да, сударь.
— А женщина?
— В соседней.
— Она одна в комнате?
— Да, но толстый мещанин спит в комнате рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63