Отличить мой груз было несложно — это оказался самый большой ящик. Когда тележка с багажом проезжала мимо, я услышала низкое рычание. Ветеринар вколол Цезарю приличную дозу успокаивающего, готовя его к перелету, но даже в полубессознательном состоянии пес испытывал сомнения в правильности происходящего.
Рядом со мной, опустив одну руку в карман пиджака, а другую баюкая в черной шелковой перевязи, стоял Джон и с сомнением взирал на контейнер.
— За каким чертом тебе понадобилось это чудовище?
— Для прогулок, — мечтательно сказала я. — Поздней ночью. По мюнхенским закоулкам. Жду не дождусь.
— Хорошо, что ты меня предупредила. Постараюсь ограничить свою ночную деятельность другими городами.
— Я и не рассчитывала, что ты возьмешься за работу. За честную работу.
— Что, встать на праведный путь?! Мне, последователю любезных и галантных британских авантюристов? — Джон хотел было улыбнуться, но передумал. Нижняя губа у него до сих пор имела причудливую форму. — Я все равно не могу так просто выйти из игры, когда за мной охотится полиция трех стран.
— Прости.
— Да ничего. Мне бы не хотелось, чтобы тебя мучила совесть. У тебя ведь нет душевных терзаний из-за того, что ты не засадила меня в каталажку, дитя мое?
— Луиджи в клинике, так что все в порядке, — сказала я, отказываясь проглотить наживку. — Моя бедная совесть успокоится, когда всем этим безмозглым миллионерам возместят их убытки. Но Пьетро выкрутится, помяни мое слово. Он скажет...
— ...что продавал драгоценности через посредника, а копии делал для себя. Не хотел якобы признаваться, что вынужден распродавать свои сокровища. Бедняге и в голову не могло прийти, что его люди обманывают клиентов! Он ясно дал мне это понять. Посредником был я, и вполне логично, что именно из меня сделают козла отпущения. Поскольку я все равно впутан в эту историю, то почему бы не взять всю вину на себя?
— Полагаю, наш друг Пьетро хорошенько подсластил свою откровенность?
— Безусловно. Ты должна признать, что Пьетро не опускается до подлости. Он мошенник, но мошенник благородный.
— Пожалуй, не могу упрекнуть его ни в чем, кроме вранья. Это Бьянка охотилась за нами.
— Разве она ничего не объяснила? Бьянка вовсе не желала нам зла. Пьетро неправильно ее понял.
— Это она так говорит. А я, пожалуй, не стану записывать милую Бьянку в свои лучшие подруги. Да, она помогла нам справиться с Луиджи, но только потому, что он угрожал и ей. А вот Пьетро мне искренне жаль, он действительно очень переживает из-за сына. И не без оснований.
— Думаю, с мальчиком все будет в порядке, — мягко сказал Джон.
— Хотела бы и я так думать. Надеюсь, все обойдется. Пьетро по-настоящему его любит, жаль только, что слишком поздно это понял.
— Он тебе ничего не подарил?
— Подарил. Совершенно роскошное ожерелье из изумрудов и опалов. Разумеется, я его не взяла.
— Почему?
— Это было бы неэтично. Кроме того, — я горько усмехнулась, — не знаю, настоящее оно или фальшивое.
— Ах, какая все-таки была изящная и тонкая афера! — мечтательно пробормотал Джон.
— И единственный, кто из-за нее пострадал, — это ты. Черт, Джон, мне действительно очень жаль. Я знаю, что ты мне не поверишь или не поймешь, но...
— Я понимаю. Не согласен с тобой, но понимаю. Много лет назад я испытывал такую же неловкость. Только постоянная практика позволяет избавиться от стыда. В день, когда я подделал свой первый чек, меня несколько часоь терзала совесть, но потом все прошло. Во второй раз...
— Ты когда-нибудь перестанешь шутить?
— А зачем? Смех — это одна из двух вещей, ради которых стоит жить. Ты не хочешь спросить, а какая же вторая?
— В этом нет смысла, — высокомерно ответила я, невольно опуская глаза под его многозначительным взглядом. — Это просто эпизод. Ничего бы не случилось, если бы ты вчера вечером не воспользовался своим положением, щеголяя порезами и синяками и изображая полную беспомощность. Кроме того, меня разбирало любопытство по поводу...
— По поводу чего? Не говори загадками.
— Неважно, — отмахнулась я, улыбнувшись самой загадочной своей улыбкой. Зачем повторять ему то, о чем сказала мне тогда Бьянка... И зачем говорить, что я склонна согласиться с ее высокой оценкой. Самомнение Джона и так раздулось до невероятных размеров.
— Это просто случайность, — повторила я. — Безумная случайность...
— Только не для меня. Никогда прежде в своей жизни... Ну, может, кроме одного разочка, но она была испанкой, а ты знаешь, какие эти южанки...
— "Корабли растворяются в ночи, — продекламировала я, — их встреча лишь случайное мгновение..."
— Мы обязательно встретимся, — спокойно сказал Джон. — Я дам о себе знать.
— Как? Будешь присылать мне раз в год красную розу?
Джон залился смехом.
— Ловлю тебя на слове! — пробормотал он, осторожно касаясь разбитой нижней губы. — Я так и знал, что под суровой внешностью музейной крысы таится романтик. К твоему сведению, трюк с красной розой — из ужасно сентиментального романа «Узник Зенды».
— Нет, из «Руперта из Хентцау». И я вовсе не романтик, просто у меня болезненная тяга к чтению. У моей мамы целые полки были уставлены подобными шедеврами. Я перечитала все книги в доме, включая каталоги и расписания.
— Что-то ты разговорилась. Подозрительно бурные протесты.
Динамик у нас над головой разразился какими-то невнятными хрипами на итальянском. Я уловила слово «Монако». Это так итальянцы называют Мюнхен.
— Мой рейс. Пора... До свидания, Джон.
— Самое время для прощального страстного объятия, — сказал Джон и обхватил меня здоровой рукой.
Я собралась с духом. Даже одной рукой он мог буквально сбить даму с ног, в чем у меня была возможность убедиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76