Причудливое стечение обстоятельств позволило ему контролировать ситуацию, с которой в любое другое время он не смог бы совладать. Рано или поздно мальчика схватят, но к тому времени кое-кто окажется на том свете. В том числе и я.
Не сомневаюсь, фрейдисты могли бы в два счета объяснить причины срыва Луиджи. Презрение отца, смерть матери (наверное, она умерла, поскольку никто ни разу ее не упомянул), череда ничтожных женщин, которые заменили ее... Но все это вздор, на самом деле никто не знает, почему одни люди срываются, а другие нет.
— Что ты собираешься делать? — спросил Джон, нервно косясь на пистолет, который покачивался в шести дюймах от его головы.
— Полагаю, мне придется вас убить, — неуверенно сказал Луиджи. — Сожалею, синьорина Блисс. Вы мне очень симпатичны, но, понимаете...
— Есть другой вариант, — возразила я. — У тебя просто не было возможности подумать о нем.
— Какой же?
Сколько времени нужно Пьетро, чтобы добраться из своего дворца до Яникульского холма? Было начало шестого, на улицах Рима час пик. Сплошные пробки.
— Мы можем заключить сделку, — предложила я с самой очаровательной улыбкой. — Бьянка уже замешана в мошенничестве, она не захочет обращаться в полицию. У меня нет сомнений, что она с радостью согласится выполнять прежнюю роль, только теперь под твоим руководством. То же можно сказать и о... сэре Джоне.
— А вы, синьорина? — спросил Луиджи. — Вы же ученый. Вы приехали, чтобы помешать нам. Мне отец так сказал.
Мы вновь ступили на подтаявший лед. Неверное слово, ложный шаг... Я не могла просто взять и объявить, что передумала. Как это ни парадоксально, уважение мальчика ко мне зиждилось на том, что я борюсь за праведное дело.
— Для меня это очень-очень нелегко, — честно призналась я. — Но существуют обстоятельства, при которых обычные правила поведения неприменимы. Ты же такой умный и такой значительный человек, Луиджи. Как я могу позволить себе судить тебя?
Юноша скромно потупился:
— Вы правы, синьорина.
Некоторое время он молчал, размышляя. Я взглянула на Джона, и от возмущения у меня перехватило дыхание. Он не забыл про пистолет, который Луиджи так и не опустил, но глаза Джона сузились, он явно забавлялся. Перехватив мой взгляд, он подмигнул. Уголки губ (далеко не таких красивых, как прежде) дернулись.
— А как же женщина? — вдруг вспомнил Луиджи. — Вы же знаете, что я ее убил. Мерзкая шлюха, она трогала драгоценности моей матери, жила в ее комнате... Она не имела права. И когда она заявилась ко мне и стала смеяться... она трогала меня, гладила меня, словно хотела... — Точеные губы с отвращением скривились. — Я ее убил, и она заслужила свою смерть... Но... Я не хотел убивать, понимаете?.. Я лишь хотел ее остановить, заткнуть ее поганый рот. Она говорила такие вещи...
От прилива острой жалости я потеряла осторожность.
— Луиджи, я понимаю! Хорошо понимаю! Ты не обязательно попадешь в тюрьму. Есть доктора. Ты болен, ты не можешь не...
— Идиотка! — громко сказал Джон.
Было слишком поздно. Я осознала свою ошибку, но слово, как говорится, не воробей.
— Так вот что вы обо мне думаете, — прошептал Луиджи. — Вы думаете, что я безумен. Вы хотите посадить меня под замок, держать взаперти... Как держали мою мать. Я помню... Я помню, как она плакала, когда приехала нас навестить, а отец заставил ее отправиться обратно...
Так вот оно что! Объяснение простое и очевидное, как из учебника психологии. Я-то думала, что тревога старой графини за здоровье Луиджи — это обычная заботливость бабушки о единственном внуке. Но у старушки имелись причины для тревоги. У Луиджи могло и не быть дурной наследственности, но когда мать помещают в сумасшедший дом, это не может не сказаться на душевном здоровье ребенка.
Бедняга Бруно в замешательстве глядел на мальчика. Луиджи было невозможно узнать. Юноша плакал, но слезы отнюдь не затуманили его взгляда. Пистолет смотрел точнехонько на меня.
Внезапно с улицы донесся звук автомобильного гудка. Пистолет в руке Луиджи дрогнул. Послышался хруст гравия — тяжелая машина, скрипя тормозами, въехала на подъездную дорожку. У меня хватило времени, чтобы в сердцах обругать Пьетро (почему он в таком случае не прихватил с собой пару полицейских машин с включенными сиренами?), прежде чем Джон, словно подброшенный пружиной, вылетел из кресла. Плечом он ударил по руке с пистолетом, и пуля взвизгнула у меня над ухом. Ох, ну почему я не уродилась толстенькой коротышкой?!
Комната превратилась в хаос. Я шлепнулась на пол, Бруно налетел на Джона, княгиня Кончини ринулась к двери, Луиджи лихорадочно озирался в поисках оружия. Я добралась до него раньше, но могла не торопиться. Юноша превратился в рыдающую развалину еще до того, как я выхватила оружие из-под его пальцев.
Я направила дуло на Бруно, который держал Джона мертвой хваткой.
— Отпусти его!
— Не стреляй! — хором выкрикнули Бруно с Джоном и изумленно вытаращились друг на друга.
Дверь распахнулась, и в комнату прошествовало олицетворение Ярости. Видимо, Пьетро переодевался, когда я позвонила. Он так и остался в роскошном халате из тяжелого зеленого шелка. Только теперь я поняла, почему еще более толстый и потешный с виду Цезарь мог повелевать целой империей.
— Бруно! — прогремел Пьетро. — Отпусти его!
Громила покорно подчинился. Джон рухнул на пол, словно мешок с мокрым цементом. Да, сегодня у него выдался далеко не самый лучший день.
Джон был без сознания. Я подползла к нему, пристроила его голову у себя на коленях и осведомилась:
— Где нюхательная соль?
II
Благодаря взятке в пять тысяч лир и доброму расположению служителя, охранявшего выход на летное поле, я смогла пройти к самолету и самолично проследить за погрузкой контейнера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76